Исчезающая ведьма (ЛП)

— Дорогу! Пропустите Томаса к той старой повозке, пусть все услышат его речь!

Толкаясь, люди разошлись, образовав коридор, чтобы Фаррингтон мог пройти. Он на время исчез из виду, но вскоре Ханкин увидел, как его голова и плечи вознеслись над толпой. Фаррингтон жестом попросил всех сесть, и неразбериха ещё более усилилась, каждый пытался отвоевать себе местечко на траве. Ханкин оглянулся, ища взглядом Джайлса. Счёт расположившихся лагерем в Смитфилде шёл на тысячи, и Ханкин отчаянно пытался не потерять из виду своих немногочисленных знакомых.

— Здесь такое столпотворение, что многие его не расслышат, — посетовал Ханкин.

— Не боись, малец, — успокоил Джайлс. — Все слова, слетевшие с его уст, разнесутся по толпе быстрее, чем блохи по псарне.

Ханкин протиснулся в узкий ряд и уселся, но тут же пожалел об этом, потому что плюхнулся на куст чертополоха. Он вскочил, присев на корточки.

Они прибыли ранним вечером и направились к Олдерсгейту, воротам в крепостных стенах Лондона, но те были надёжно заперты. Люди во главе процессии уже битый час препирались, что колокол, возвещающий комендантский час, ещё не прозвонил, и ворота должны быть открыты, но отворять им никто не собирался.

Внезапно бойницы крепостных стен ощерились десятками стрел, готовыми в любой момент сорваться с натянутой тетивы, если только эссекцы решатся на штурм. Не то чтобы они особо рвались внутрь, ведь даже Ханкину было понятно, что без тарана ворота не одолеть, но направленные на них стрелы выглядели уж слишком угрожающе, и в толпе возникла давка, когда передним рядам пришлось сдерживать напирающую сзади людскую массу.

Мятежники заняли Смитфилд, огромный пустырь за больницей Святого Варфоломея. Немногочисленные растущие там деревья тут же лишились ветвей, а те, что поменьше, и вовсе были срублены, превратившись в топливо для костров, заполыхавших с приходом темноты. Снопы огненных искр вздымались в небо, а пляшущие в сиянии оранжевого пламени людские тени создавали иллюзию, что здесь разбила лагерь армия призраков.

Тем временем ряды мятежников в Смитфилде росли. Вся захваченная из дома снедь, как и та, что удалось раздобыть в дороге, была по-дружески разделена с соседями. В прилегающие к пустырю здания разослали отряды по сотне и более человек.

Монастыри Святого Варфоломея, Святого Иоанна Иерусалимского и Святой Марии были захвачены отрядами, вернувшимися с ценными трофеями в виде кур, уток, свиней и дойных коров. Теперь вся эта живность жарилась на кострах, в которых сгорали доски от разрушенных хлевов, свинарников и курятников, служивших когда-то бедной скотине домом.

Запах жареного мяса и дыма разлился в воздухе, заставив Ханкина истекать слюной и желудочным соком. Он приходил в восторг от одной только мысли, что бывшие жители этих просторных домов теперь знают, каково это — отбирать у других хлеб насущный. От этого каждый отнятый у них кусочек мяса казался ещё заманчивее и слаще.

Фаррингтон начал свою речь. Все вокруг мгновенно замолчали, внимая ему.

— Я получил весть от преданных нам жителей Лондона и от Уота Тайлера, ведущего сюда людей из Кента. Шестьдесят тысяч жителей Кента расположились к югу от реки.

Слушатели оживились. Ханкин затаил дыхание от восторга. Шестьдесят тысяч! Он и подумать не мог, что в Англии живёт так много народу, и это не считая тех, что уже собрались здесь, и все они готовы штурмовать Лондон.

— Люди из Кента уже взяли тюрьму Маршалси и освободили всех заключённых.

В толпе раздались победные возгласы. Ханкин думал, что в тюрьмах сидят лишь воры да убийцы, но их, конечно же, не стали бы освобождать.

— Что за узники там были? — спросил он.

Джайлс пожал плечами.

— Наверняка оклеветанные бедняки, но, кто бы там ни был, они, без сомнения, пополнят наши ряды.

Фаррингтон продолжал ораторствовать.

— Они также ворвались во дворец архиепископа Кентерберийского, того самого подлеца, который был инициатором этой мерзкой подушной подати и всех прочих унижений простых работяг. Архиепископ Садбери — предатель простого люда.

— Предатель схвачен? — раздалось из толпы несколько голосов средь всеобщего заглушающего гула ненависти.

Фаррингтон поднял руку, призывая к тишине.

— Садбери там не было. Говорят, он укрылся в Тауэре вместе с королём Ричардом. Но его дворец был разорён, его облачения порваны в клочья, а все его бумаги и расписки сожжены. Всё, чем он владел, уничтожено. Вы, чьи дома разорили его люди, вы, чьё имущество конфисковано в его казну, все, чей кропотливый труд он пустил прахом, знайте — вы отомщены!

Рёв пронёсся по толпе. В едином порыве люди поднимались на ноги, похлопывая друг друга по спине и скандируя: «Смерть предателям! Смерть предателям!»

Но Фаррингтон явно не собирался заканчивать на этой ноте, хотя ему и понадобилось некоторое время, чтобы успокоить толпу.

— И напоследок, хорошие новости. — Он замолчал, всматриваясь в океан лиц. — Сам король Ричард соблаговолил встретиться с лидерами восстания завтра на южном берегу Темзы.

Все изумлённо выдохнули.