Исчезающая ведьма

Гюнтер вытолкал Ханкина из хижины и вышел вслед за ним, притворив за собой дверь. После удушающего тепла маленькой комнаты влажный речной бриз пробирал до костей даже привычного к сырости лодочника. Ханкин, протерев заспанные глаза, с вызовом посмотрел на отца. Где-то прокричал пробудившийся раньше времени петух, хотя солнце ещё не взошло.

Лишь бледная серебристая лента, обозначившаяся вдоль дальней кромки болот, возвещала о скором рассвете. Гюнтер услышал, как дверь хижины снова отворилась, и, оглянувшись, увидел Нони в одной рубашке, зябко кутающуюся в шаль на ходу.

Нони сунула в руки Ханкину узелок из мешковины.

— Кусочек хлеба, берегла тебе на ужин. Смотри, оставь отцу немного. — Она перевела взгляд на Гюнтера. — Может, подождёте, пока я разогрею похлёбку? Вам нужно подкрепиться чем-нибудь горяченьким перед уходом.

Ханкин с тоской оглянулся на дверь тёплой хижины, но Гюнтер покачал головой.

— Уже два дня, как я сижу без грузов. Если мне удастся добраться туда раньше остальных...

— Но как ты будешь работать, на голодный-то желудок?

— Если я останусь без груза, то работать на голодный желудок придётся нам всем, — возразил он. Однако, увидев обиду в её глазах, провёл рукой по спутанным волосам, продолжив более мягко: — Ты же знаешь, как нам нужны деньги. Если люди короля снова придут, мы вряд ли сможем опять спрятать Рози.

— Но теперь она в списках, — сказала Нони. — У них нет нужды её проверять.

— Эти люди не остановятся ни перед чем, лишь бы заставить нас раскошелиться. Они знают, что я пойду на всё, чтобы защитить своих детей, поэтому будут угрожать им в первую очередь.

Гюнтер не спал всю ночь, проклиная себя за содеянное. Только идиоты идут на поводу у шантажистов. Стоит уступить лишь раз, обозначив свои болевые точки, и они этим непременно воспользуются, чтобы ранить ещё больнее. Если сильным, здоровым мужчинам нечего им противопоставить, то что говорить о больных и стариках?

Зная, что Ханкин внимательно их слушает, он подтолкнул мальчика.

— Убери уже с лодки тростниковую циновку, сынок.

Мальчик не двигался с места, сложив руки на груди. 

— Я хочу немного похлёбки. Когда голоден — я не работник.

Нони пронзила его взглядом.

— Ты слышал, что сказал отец? — спросила она, упреждающе вскинув руку. На мгновение казалось, что он решится и ей надерзить, но Ханкин, надувшись, отвернулся и зашагал по тропинке от дома.

— И что это на него нашло?— удивилась она.— Что ни скажет — всё поперёк, готов доказывать, что луна — это солнце.

— Мы оба знаем, что, — сердито отозвался Гюнтер. — Он видел, как его отец спасовал перед мужчинами короля, согласившись им заплатить, словно перепуганная старуха, отдающая разбойникам кошелёк. Какой я после этого мужчина в его глазах?

— Здравомыслящий, думающий о благе и безопасности своей семьи, — ответила Нони. — К тому же они были вооружены, что ты мог сделать, не подставив всех нас под удар?

«Что толку лишний раз мусолить эту тему?» — решил Гюнтер. Они уже сотни раз к этому возвращались, и Нони твёрдо стояла на своём: он принял единственно правильное решение. Но в сказанных словах правды не больше, чем в опавшей листве. Истину стоит искать не в словах, а в глазах человека. До гробовой доски он будет помнить молчаливый упрёк в глазах жены и сына в тот вечер.

Гюнтер направился вдоль берега к лодке. Нони, сделав несколько шагов, остановилась, молча провожая его взглядом. Её кулаки сжались, она словно пыталась подобрать нужные слова, чтобы перебросить мост через пропасть, стремительно разверзающуюся между ними.

Ханкин сбросил с плоскодонки укрывающие её циновки и уже расположился внутри, уронив голову на руки, так что выпирали его худенькие плечи. Гюнтер проигнорировал его и ослабил швартовочный трос. Лишь когда он ступил в лодку, Нони прикрыла глаза ладонью, избегая встретиться с ним взглядом. Они оба знали — плохая примета, когда женщина смотрит вслед отплывающему мужу, даже на реке. Это выдавало её беспокойство, она была готова бежать за ним, насколько хватит сил.

Гюнтер оттолкнулся, мастерски направив плоскодонку вверх по течению. Он согнулся в угловатом поклоне, отталкиваясь деревянным шестом от речного дна и чувствуя, как плоский железный наконечник погружается в ил. Переместившись на корму, Гюнтер толкал плоскодонку вперёд. Несмотря на деревянную ногу, Гюнтер держался в качающейся на волнах плоскодонке не хуже, чем иные на ровной суше.

Ханкин, несмотря на юный возраст, был почти так же искусен, как и его отец, но ему явно недоставало силёнок, чтобы заставить лодку двигаться с такой скоростью. Гюнтер посмотрел вниз. Его сын всё ещё сидел на корточках, не торопясь приниматься за другой шест. У Гюнтера руки чесались хорошенько ему всыпать для поднятия настроения, но он не решился.

Всего несколько недель назад он был для этого мальчишки героем, сильным как бык, таким же, как все остальные на реке. Но буквально за час он превратился в жалкого труса. Гюнтер знал, что Ханкин презирает его не за допущенные промахи, а за обманутую веру в то, что его отец — настоящий мужчина.

— Поешь из того, что собрала мать.