Исчезающая земля

Ревмира никогда не видела пропавшую племянницу. Алла приезжала в Петропавловск раз в год повидаться с внуками и всякий раз одинаково печальным тоном приглашала сестру к себе в гости. Они встречались, потому что «так надо», и обе это понимали. Когда не стало родителей, Ревмира перестала ездить в Эссо. Там ее больше никто не ждал. Каждый год сестра пересказывала тоскливые местные новости, и Ревмира убеждалась, что сделала правильный выбор.

— Власти так ничего и не говорят о твоей дочери? — спросила она. Сестра покачала головой. — У нас МВД и МЧС с ног сбились в поисках пропавших девочек.

— А у нас никто и пальцем не пошевелил.

— Охотно верю.

— Осенью Наташа говорила, что сестер кто-то похитил, — вспомнила Алла. — Когда пропала Лиля, я умоляла их найти виновника. Полицейские только и делали, что распускали слухи о поклонниках моей дочери. Она не была… Мальчики за ней ухаживали, но это не то… — Алла закрыла глаза. Ее ноздри дрожали.

Ревмира помолчала. Тем временем племянник взял свою порцию десерта.

— Попрошу Артема поговорить с полицейскими о твоей беде, — сказала она. — У него есть связи. Может, наконец заведут дело об исчезновении твоей дочери. Возьмут показания.

Аллу слова сестры не обнадежили.

И все же Ревмире удалось кое-что разузнать и передать дальше. Лиля была миниатюрной молодой девушкой, хотя и не такой юной, как Голосовские. Артем дал жене номер Ряховского, отправил лейтенанту фотографию Лили с выпускного, но ответа не последовало. Ничего удивительного. Пропала три года назад, эвенка, родители никто.

Не стоило говорить Алле про то, что в Петропавловске могут завести уголовное дело. Ничего не изменить: конца горю не будет. У сестры за столько лет ожидания ввалились щеки. Ревмире было знакомо это выражение лица.

— Конечно, Ряховский не ответил, — сказала она мужу. — Чем помогать пожилой эвенке, наша полиция скорее… — Она не договорила и отвернулась.

«Скорее сдохнет» — чуть было не сорвалось у Ревмиры. Неужели забыла, какой сегодня день?

— Мог бы и постараться, — возразил Артем. Она покачала головой. Муж продолжал: — Последнее время он ершится, гражданских даже слушать не хочет. Осенью генерал-майор сделал Ряховскому выговор за то, что он идет на поводу у кого попало. Но такая у полицейских работа. Он еще слишком молод, не понимает, что такое долг.

Ревмира сделала глоток кофе. Вкусный. Сладкий. Она этого не заслуживает. Отвлекается, говорит о чем попало… Столько времени прошло, а она так и не смогла понять, какой смысл вставать по утрам, говорить, пить кофе, если Глеба нет рядом.

Она поднялась из-за стола и сказала:

— Пора.

Муж посмотрел на часы на плите.

Ревмира пошла чистить зубы. В зеркале она увидела себя в рабочей форме.

Как молода она была, когда они познакомились с Глебом! Тогда каждый день был ярким. Она переехала в Петропавловск в семнадцать; в городе — только строительные леса, солдаты да отполированные памятники. В первый день занятий в университете она увидела его. Ревмира, тоненькая загорелая комсомолка из Эссо, и он, добрый молодец с пропагандистских плакатов. Глеб оглядел ее в искусственном свете классной лампы и нахмурился.

Какой везучей и глупой она была! Даже самые трудные времена переживала играючи. Через месяц после начала занятий в общежитие принесли посылку. Ревмире вручили легкую коробку, и она решила, что там пусто. Открыла, а внутри десятки кедровых шишек: отец собрал их для нее и отправил в Петропавловск, за сотни километров. Коробка пахла домом, лесом, землей, старой родительской одеждой. Ревмира вытряхнула орешки, прожевала и расплакалась. В семнадцать она чувствовала себя самой одинокой на свете и тосковала по тем, кто слал ей посылки.

В тот же день она принесла одну шишку на занятия и передала Глебу. Они поженились еще студентами. Тогда ей принадлежал весь мир, но она была ребенком.

Ревмира накрасила глаза. В этот день она всегда вспоминала лучшие качества Глеба: терпение, обаяние. После занятий он ждал ее возле парты, а она нарочно никуда не торопилась, чтобы он подольше постоял рядом. Как-то раз они гуляли в парке с друзьями, и Глеб опустился на колено, чтобы завязать ей шнурки. Вот как он ее баловал. Удивлял. Пальцы у него были длиннее и тоньше, чем у нее. Когда после свадьбы Ревмира переехала в квартиру, где жили Глеб с матерью, он принес двухлитровую банку икры, чтобы отпраздновать. Они ели икру ложками прямо из банки. Солоноватые шарики на зубах — такое разве забудешь?

На кухне Артем мыл посуду. Тарелки и чашки звенели, ударяясь о раковину. Воспоминания тех лет оставались прежними: банка икры, шнурки, — в то время как новое прошлое разрасталось, росло, углублялось против ее воли. В шкафу она хранила чемодан с письмами и пластинками Глеба. Она носила белую униформу и держала дом в чистоте, хотя он этого и не увидит. Ревмира так давно замужем, что знакомые говорят «твой муж» и даже не уточняют, какой из двух.

Она вернулась на кухню и поцеловала Артема.

— Я пошла.