Она ждет, пока его шаги стихнут, затем произносит:
— Некоторые твои раны выглядят очень глубокими, — она прикасается к одному из шрамов на руке, отчего я прикусываю язык. — Я должна была быть с Дэниэлем здесь, чтобы помочь тебе. Если бы я знала, я бы тебя встретила.
Он ее муж? В самом деле?
Кэтрин выглядит такой расстроенной, поэтому, не могу не сказать ей.
— Все в порядке.
— Нет, не в порядке, — она и Киаран говорят одновременно.
Кэтрин бросает взгляд на Киарана, и я не пропускаю, как она становится суровой, или как слегка дрожит ее голос, когда она говорит.
— Где ты собираешься оставить ее?
Мое зрение затуманивается, и голова начинает раскалываться. Я не слышу ответа Киарана. Он говорит что-то о двери. Какой двери? Я хочу спросить об этом, но, прежде чем я успеваю это сделать, головокружение становится слишком сильным. Последнее что я помню, это как Киаран нежно прижимал меня к себе.
Глава 18.
Я скользила между сознательным и бессознательным, могла пролежать так часы или дни.
Спустя время я ощутила, что мои конечности стали слишком тяжелыми, чтобы двигать ими. Все тело будто горит изнутри.
Сквозь туман мне удалось открыть глаза. Я смотрю вниз на свои руки и вижу, что сотни укусов превратились в шрамы. Кожа сильно покраснела, будто я провела слишком много времени под солнцем, и стала влажной от лихорадки. Даже лёгкое почесывание кончиками пальцев доставляет мучения.
Иногда в комнате бывают люди, чьи голоса я узнаю. Я изо всех сил стараюсь открыть глаза, но веки слишком тяжёлые. Всегда тяжёлые. Я шевелю губами в надежде, что Эйтиннэ услышит и исцелит меня, но не могу говорить.
Всё тело болит, за исключением тех моментов, когда он рядом. Киаран. Вкус его силы оседает на моём языке, его имя на моих устах. Могу поклясться, что слышала, как он шепчет мне на языке фейри, который звучит так нежно и трогательно, как навязчивая колыбельная. Я так хочу ещё раз услышать те слова, которые он сказал мне перед сражением.
Aoram dhuit. Я буду служить тебе.
Он больше не произносит их. Я почти спрашиваю его, когда просыпаюсь, мои глаза болезненно открываются. Только тогда я понимаю, что это вовсе не Киаран рядом со мной, это Кэтрин.
— Эй… — я едва проговариваю это, голос охрип, и слова, скорее, напоминают карканье.
Кэтрин поднимает голову, глаза уставшие, словно она не спала в течение долгого времени.
— Хэй.
Я пытаюсь осмотреться, игнорируя жгучую боль в глазах, но едва могу держать веки открытыми. Я в комнате. Своей комнате.
Всё такое же, как я запомнила. Стены сделаны из тика, с сотнями крошечных лампочек между деревянными панелями. Штурвал от старой шхуны, взятый мной как трофей, висит на дальней стене рядом с картой. Раздается щелчок передач по краям потолка, которые подключаются к башне электроэнергии в центре Нового города.
Дом. Это сон? Я сплю? Голова начинает кружиться, картинка в глазах чернеет и размывается.
— Дом? — Я спрашиваю её, едва шевеля губами.
Я вижу её нерешительность. Кэтрин берёт мою руку.
— Тсс… Спи дальше. Я буду здесь, когда ты проснешься.
Мне снится дом. Нет, не моя старая жизнь, чайные посиделки, танцы и балы, мне снится место. В моем сне мы с мамой сидим на зелёной траве в парке на Принцесс-Стрит.
На дворе лето, и всё вокруг благоухает, цветёт. Моим любимым цветком всегда была лобелия. Такой нежный, он укрывал землю своими фиолетовыми бутонами. В это время года многолетники разбросаны по всему травяному ковру. Они, как одеяло, укрывают склон у основания замка жёлтыми, красными и розовыми цветами, трава вокруг ещё никогда не была более пышной и живой.
Солнце греет лицо. Моя шляпа откинута назад, и я, буквально, могу чувствовать тепло солнечных лучей. На мне светло-синее лёгкое платье, сквозь тонкую ткань я ощущаю дуновение летнего бриза.
— Красиво, не так ли? — Говорит мама. Она закрывает глаза, ее кожа светится золотом от послеполуденного солнца. — Я скучаю по этому.
— Я тоже, — говорю я.
— Мы просто обязаны посетить это место ещё раз. Только ты и я.
— Мне хотелось бы этого, — говорю я, голос срывается. Мне здесь не место.
Мама смотрит на меня.
— Что-то не так?
— Я просто… Я бы хотела остаться, — я срываю лепестки с нежного бутона лобелии. Один за другим.
— Почему бы и не остаться?
Как я могу объяснить ей это, не обидев?
— Меня ждут в другом месте. Люди, за которых я несу ответственность.
От резкого смеха матери меня окутывает неприятный холод, словно от ледяных прикосновений к коже.
— Что за чушь ты несешь! — Говорит она. Когда она откидывает шляпу назад, Её рыжие волосы и зелёные глаза почему-то кажутся неестественно яркими. Разве они всегда были такими? — Конечно же, ты не несешь ни за кого ответственности.
От её слов внутри возникает непонятное чувство. Она звучит как-то пренебрежительно. Мама никогда не говорила пренебрежительно.
— Но…
— Мы должны построить нечто новое, моя дорогая. Что бы ты ни пожелала. Разве ты не хочешь?