Исчезновение

Пока они поднимались по Уидкомб-Хилл, она все думала, как это человек, которого знаешь с детства, может оставаться таким близким и вызывать такое доверие, хотя, взрослея, мы почти всегда меняемся. Возможно, это оттого, что все увиденное, прочувствованное и сделанное в детстве оставляет в нас неизгладимый след и след этот остается с нами на всю оставшуюся жизнь, что бы ни происходило в ней дальше. Она помнила об этом, общаясь с Дэви и надеясь, что благодаря ей у него будут хорошие воспоминания о детстве наряду со всеми остальными. И теперь представляла его, ночующего в стоге сена в окружении других детей, – немытый, непричесанный, с нечищеными зубами, но в тепле, в безопасности и не одинок. Она знала, как дети, сбиваясь в группы, образуют миниатюрную модель общества: старшие подчиняют себе младших и зачастую очень жестоко обращаются с ними, но в конечном счете оберегают и защищают их. И всегда находится один или двое из старших, кто тайком обласкивал и подбадривал затравленных, когда им доставалось особенно сильно. Таким был Оуэн. Она искоса взглянула на него – стройная фигура, шагает широко, задумчивый и хмурый. Он утешал и подбадривал их с Вин, когда другие мальчишки воровали у них сладости или дергали за волосы, когда Кэрис распускала руки в разгоревшейся ссоре или когда их отец шлепком пресекал любые возражения. Оуэн дурачился и смешил их, пока они снова не начинали улыбаться. Френсис хотелось, чтобы сейчас у него все было хорошо, чтобы жизнь была к нему добрее. А еще Френсис помнила, какими беспощадными бывают дети, когда выделяют из своей среды одного, не похожего на них. А вдруг эти налеты, перевернувшие все верх дном, смягчат эту жестокость? Френсис очень надеялась на это. Когда Дэви начал ходить в детский сад, то его одногруппники сразу же ополчились против него. Они высмеивали его уши, дразнили блохастым вонючкой. Френсис приводила в неистовство их бессмысленная и бездумная жестокость, а обиднее всего было то, что, хотя Дэви и был немного заторможенным, дебилом он не был.

Они отыскали то место в Клэвертон-Даун, где ночевали дети: стога были разворочены, и сено разбросано на траве. Повсюду валялись промасленные пакеты из-под чипсов и пустые бутылки от лимонада, тут лежала чья-то войлочная шапка. Френсис и Оуэн бесцельно бродили вокруг, но никого не нашли, не услышали ни единого звука, лишь шелест легкого ветра пробивался сквозь листву вязов, растущих на краю поля. Дети ушли – возможно, они вернулись в свои дома или их забрали родители и увезли в безопасное место. Сырой воздух проникал за воротник и рукава, заставляя Френсис ежиться от холода.

– Ну что, в общественный центр? – спросил Оуэн. – Времени у нас хватает, но я должен успеть вернуться в город до темноты. У ополченцев есть приказ отстреливать мародеров, но я не уверен, что они сподобятся патрулировать Долмитс. Видит Бог, у нас и воровать-то нечего, но все же. Хотелось бы сохранить то, что осталось.

– А почему ты переехал в Долмитс, Оуэн? – вдруг спросила Френсис. – Там по полгода вода стоит, каждый раз все заливает, когда река поднимается.

Оуэн поморщился:

– Зато у нас под окнами плавают лебеди. Согласись, не у всех такое бывает, а? – попытался он отшутиться. – Ну не знаю. Там не так уж и плохо. Мэгги и Кэрис никогда не ладили, сама знаешь, – порой просто как кошка с собакой. Посчитали, неплохо бы разделить их водной стихией.

– С Кэрис всегда нелегко было ладить, как я понимаю.

– Ну, в данном случае здесь не только ее вина. У Мэгги тоже есть свои, скажем, идеи о том, как надо жить. И она всегда жаждала быть респектабельной.

– Так ей… не нравилось, что Кэрис пьет?

– Это тоже, но когда она узнала, что Клайв еще и срок схлопотал, то тут уже и разговаривать стало не о чем. Ее не интересовало, что сидел он всего шесть месяцев и за мелкую кражу, так, ерунда. Она ничего и слышать не хотела.

– Бог ты мой!

– Напоследок Кэрис ругала ее на все лады, что она, мол, такая-сякая… Чуть до драки не дошло. – Оуэн поморщился. – Считает, что Мэгги вышла замуж не намного удачнее, чем она. Может, это и правда.

– Да уж… – сказала Френсис и еле заметно покраснела. – А то, что Мэгги воспитывает ее дочь, против этого Кэрис не возражает?

– Моя сестра видит это совсем в другом свете. Она считает, что Мэгги делает ей одолжение, вроде как платит налог.

– Примерно как я с Дэви.

– А ты-то что должна моей сестре? – удивленно спросил Оуэн.

Френсис не знала, что ответить. Ее захлестнула волна стыда. Она снова вспомнила о Вин и Йоганнесе; оба уже давно умерли, но эти воспоминания до сих пор болью отзывались в ее душе.

Общественный центр был набит беженцами и заставлен импровизированными лежаками и топчанами. Люди варили луковый суп, и этот запах в сочетании с запахом немытых тел был тошнотворен. Но Дэви видно не было. Вообще детей без взрослых они не встретили, кроме брата с сестрой с измученными и бледными лицами, которых эвакуировали из Лондона и которые теперь снова потеряли свое пристанище.