– Оставьте нам описание внешности, его имя и любые данные, – посоветовала одна из женщин, обслуживающих центр. – Да, и напишите, где вас можно найти. Это будет продолжаться еще несколько дней, пока их всех не распределят… Ну, не все, конечно, дождутся, – добавила она, тяжело вздохнув.
Френсис сделала, как советовала женщина, и, когда они покинули центр, она была глубоко поражена масштабом царившего там хаоса, количеством беженцев, раненых и погибших. Отыскать Дэви среди всего этого – маленького, тихого Дэви – казалось еще более сложным, чем когда-либо, а вероятнее всего, она не найдет его вовсе. Теперь еще объявился этот призрак, похищающий детей. От таких мыслей на глаза ей навернулись слезы и в душе стали подыматься горечь и скорбь.
– Осторожно, – послышался голос Оуэна, и она поняла, что наткнулась на него.
Небо было уже чернильно-синим, и тонкие полосы черных облаков струились по нему на фоне молодой луны – далекой и холодной.
– А что, если он действительно пропал? – спросила Френсис. – Что, если его похитили? Или он погиб?
Оуэн обнял ее и крепко прижал к себе. Почувствовав тепло его тела, Френсис сломалась и стала рыдать, переполненная старыми и новыми бедами, уставшая от беспомощности и ошибок, которых уже никогда не исправить. Успокоившись, она поняла, что ее голова покоится у него на груди и от него пахнет приятно и как-то человечно – работой, потом и мылом для бритья. Еще она отметила, что не стыдится того, что вот так расплакалась, ее не смущало, что она в его объятиях, в то время как он женат и она замужем. Словно так оно и должно было быть, и никак иначе. Френсис глубоко вдохнула его запах, наслаждаясь этим моментом, так как знала, что больше этому не бывать. И действительно, секундой позже Оуэн вытянулся и деликатно отстранился.
– Не сдавайся прежде времени, – сказал он мягко, – ты же слышала, что говорила эта женщина: нужно время, чтобы со всем этим разобраться.
– Да. Да, ты прав.
– Так-то лучше. Терпеть не могу, когда ты плачешь, – грубовато сказал Оуэн.
Френсис вытерла лицо рукавом, носового платка у нее не было.
– Все, идем, – сказала она. – Мародеры, наверное, уже раковину из твоей кухни утащили, пока мы тут киснем.
Оуэн колебался, казалось, он хотел что-то сказать, но в конце концов они молча двинулись дальше. Френсис вспомнила, что не сказала Оуэну ни про визит в полицию, ни про Перси Клифтона, и это ее обеспокоило. Они расстались у лестницы, ведущей к «Вудлэндсу», и уже почти обессилевшая Френсис с трудом стала подниматься к дому. Приостановившись в полной темноте, Френсис послушала, как он уходит. Даже после того, как шаги его стихли, она не двигалась с места, мысленно следуя за Оуэном. Тусклый лунный свет обозначил контуры Александра-роуд, и когда Френсис наконец двинулась дальше, то ей показалось, что внизу у лестницы мелькнула чья-то тень. Затаив дыхание, она обернулась и уставилась вниз на подсвеченную луной улицу. Никакого движения, никакого шороха. Она вглядывалась в темноту, пока у нее не заболели глаза, и уже стала сомневаться, видела ли она что-то, но тут ей в голову пришла мысль, что это как в детской игре – тень снова шевельнется, как только она отвернется. От таких мыслей сердце ее бешено заколотилось, она с трудом заставила себя повернуться и опрометью бросилась в дом. Затворив за собой дверь, Френсис вдруг отчетливо поняла: если реального убийцу Вин так и не схватили, а он был знаком с Вин и знал, где она живет, то, скорее всего, он до сих пор здесь и наверняка знает ее тоже.
Позже, когда Френсис наконец уснула, ее затянуло в круговерть бесконечного кошмара, который, не успев закончиться, начинался снова, и казалось, так будет продолжаться бесконечно. Вот она почти приникла к земле, присев и склонив голову, а над ней навис Перси Клифтон. По сравнению с ней он просто огромный. Она точно знает, что это именно он, хотя не видит ни его лица, ни фигуры – только ноги, обутые в кожаные ботинки, и его тень. Жара, чувствуется запах крапивы, и она понимает, что надо убегать, но ноги не двигаются, она не может поднять голову – она вообще не может пошевелиться. Он зажал ей рот, и она борется за возможность дышать, чувствуя, что ее голова словно набухает, готовая взорваться. Совершенная беспомощность. Не было никакого смысла в том, что она сопротивлялась, – оставалось лишь таращиться в землю и ждать, когда это закончится. Но в этом кошмаре ничего никогда не заканчивалось.