Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески

Идя по причалу к скорлупке, в которой ему предстояло храбро отправиться в плавание через Минч, Грант подумал: «Поделом мне будет, если кто-нибудь напишет и сообщит, что это строки о Ксанаду одной из самых известных подделок под Кольриджа и что я, должно быть, совершенный невежда, если не знаю этого».

Глава шестая

На обоях были изображены огромные розы, слишком тяжелые для тонюсеньких трельяжей, с которых они свисали, причем неустойчивость всей картины усугублялась тем, что обои не только отставали от стен, но они еще и шевелились от сквозняка. Откуда брался сквозняк, понять было трудно, потому что крошечное окошко не просто было плотно закрыто, оно явно не открывалось с того времени, как было изготовлено и вставлено в стену дома где-то в начале века. Маленькое качающееся зеркало, стоявшее на комоде, отвечало первой половине своего определения, но никак не второй. Легкий толчок – и оно начинало вращаться на все триста шестьдесят градусов, однако, что оно отражало, различить было невозможно. Сложенный вчетверо прошлогодний картонный календарь не позволял зеркалу проявлять его гироскопические наклонности, но ничего нельзя было поделать, чтобы усилить его отражательную способность.

Из четырех ящиков комода открыть можно было два. Третий не открывался, потому что утратил свою ручку-шишечку, а четвертый – потому что потерял желание открываться. Над камином с чугунной решеткой, обрамленным бумажным красным жабо, ставшим от времени коричневым, висела гравюра, изображавшая слегка одетую Венеру, утешающую совсем раздетого Купидона.

Если холод, подумал Грант, еще не пробрал его до костей, картина докончит этот процесс.

Он взглянул в окно и увидел внизу небольшую гавань с рядом рыбачьих лодок, серое море, бьющееся о волнорез, серый дождь, барабанящий по булыжной мостовой, и подумал об огне, горящем в камине гостиной Клюна. Грант потешился было мыслью забраться в постель как способом согреться быстрее всего, однако, посмотрев еще раз на кровать, отбросил эту идею. Кровать была плоской, как поднос, и ее сходство с подносом усугублялось тощим белым пикейным покрывалом с рисунком сотами. В ногах лежало тщательно сложенное стеганое одеяло ярко-красного цвета, размерами подходившее разве что для кукольной коляски. На спинке кровати было столько совершенно разных медных шишечек, что такой коллекции Гранту никогда раньше видеть не приходилось.

Отель Кладда. Ворота в Тир-на-Ног.

Грант спустился в гостиную и попробовал помешать кочергой в дымящем камине. Кто-то бросил на огонь картофельные очистки, оставшиеся после приготовления ланча, так что усилия Гранта оживить пламя не увенчались успехом. Его охватил спасительный гнев, и он изо всех сил дернул за шнур звонка. Где-то в стене дико заплясала проволока, но колокольчик так и не зазвонил. Грант вышел в прихожую, в которой свистел ветер, врывавшийся из-под входной двери, и заорал. Никогда, даже будучи в своей лучшей форме на «площадке», не пользовался он своим голосом с такой страстной решимостью добиться результата. Из глубин дома появилось юное существо женского пола и уставилось на него. У девушки было лицо как у сошедшей на землю Мадонны, а ноги такой же длины, как все ее остальное тело.

– Фы критшали? – спросила она.

– Нет, я не кричал. Звук, который вы услышали, издавали мои стучащие зубы. Там, где я живу, каминами в гостиных пользуются для обогревания, а не для того, чтобы сжигать отбросы.

Девушка чуть дольше задержала взгляд на лице Гранта, как будто переводя его слова на более понятный язык, а потом прошла за его спиной посмотреть, что происходит в камине.

– О нет, – произнесла она, – так не пойдет. Подождите, я добуду вам огонька.

Она ушла, но тут же вернулась, неся на совке, похоже, бóльшую часть того, что горело в кухонном очаге. Прежде чем Грант успел отодвинуть слежавшийся мусор и овощные очистки, она плюхнула пылающую массу поверх всего.

– Я принесу чаю, чтобы вам согреться, – проговорила она. – Мистер Тодд там внизу, на пристани, смотрит, как там дела с лодкой. Он вот-вот придет.

Она сказала это успокаивающим тоном, как будто присутствие хозяина автоматически должно было оказать согревающее действие. Грант принял это как извинение за то, что никто не приветствовал гостя официальным «добро пожаловать».

Он сидел и смотрел, как принесенный из кухни огонь постепенно умирал на ложе из картофельных очисток, на которое был брошен. Чтобы немного прочистить путь тяге, Грант всячески пытался выгрести хотя бы часть мокрой темной массы, но она только безнадежно оседала все ниже и ниже. Он смотрел, как исчезает пламя, пока в камине не остались только красные раскаленные червячки, то и дело пробегавшие по поверхности, когда ветер засасывал воздух из комнаты в трубу камина. Грант подумал было надеть свой плащ и выйти на улицу в дождь; идти под дождем – это было восхитительно. Однако мысль о горячем чае удержала его на месте.