Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески

– Я ничего об этом не знаю, но сдается мне, что ваша лошадка выиграла, – заявил Картрайт. А потом добавил шелковистым и гладким, как у радиотети, голосом: – Спокойной ночи, сэр.

И повесил трубку.

– Эй! – крикнул Грант и несколько раз стукнул по рычагу. – Эй!

Но Картрайт уже отсоединился, и бесполезно было пытаться связаться с ним снова сегодня вечером. Это дружеское поддразнивание было напоминанием Картрайта о себе, мздой, которую он брал за то, что делал иногда кое-какую дополнительную работу.

Грант вернулся к своему Раньону[77], но не мог больше сосредоточить внимание на действиях его персонажа, этого строгого законника судьи Генри Дж. Блэка. Черт бы побрал Картрайта и его шуточки. Теперь ему придется первым долгом отправиться утром в Ярд.

Однако утром он даже и не вспомнил о Картрайте.

В восемь утра Картрайт стал одним из необъятного океана эпизодов, которые, оставаясь незамеченными, переносят нас из одного дня в другой, как массы планктона.

Утро началось, как обычно, с позвякивания посуды и голоса миссис Тинкер, ставившей на стол поднос с утренним чаем. Это была своего рода подготовка к четырем минутам, в течение которых Грант позволял себе лежать, еще не окончательно проснувшись, и ждать, пока чай немного остынет, так что голос миссис Тинкер достигал его слуха, как бы пройдя по длинному туннелю, который вел к жизни и дневному свету, но можно было еще немного подождать и не входить в него.

– Вы только послушайте, – говорил голос миссис Тинкер, адресуя это замечание монотонному шуму дождя. – Чистое наказание, льет как из ведра, небеса разверзлись. Ну прямо Ниагара. Вроде бы они там нашли Шангри-Ла. Я бы и сама в такое-то утро не отказалась оказаться в Шангри-Ла.

В полуспящем мозгу Гранта это слово колыхнулось как водоросль в тихой воде. Шангри-Ла. Очень усыпляюще. Очень одурманивающе. Какой-то город из кинофильма. Из романа. Какой-то нетронутый рай. Отгороженный от мира.

– Если верить сегодняшней газете, там вообще не знают, что такое дождь.

– Где? – проговорил Грант, только чтобы показать, что он не спит.

– В Аравии, кажется, так.

Он услышал, как закрылась дверь, и, оставив реальность на поверхности, опять нырнул в глубину, чтобы насладиться этими четырьмя минутами. Аравия. Аравия. Еще один дурман. Они нашли Шангри-Ла в Аравии. Они…

Аравия!

В вихре взметнувшихся одеял он вылетел на поверхность и схватил газеты. Их было две, но первой у него в руках оказалась «Клэрион», потому что заголовки именно «Клэрион» составляли ежедневную порцию чтения миссис Тинкер.

Гранту не пришлось искать. Все было тут, на первой странице. После Криппена это был лучший материал для первой страницы, какой только могла пожелать любая газета.

ШАНГРИ-ЛА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СУЩЕСТВУЕТ

СЕНСАЦИОННОЕ ОТКРЫТИЕ

ИСТОРИЧЕСКАЯ НАХОДКА В АРАВИИ

Грант бегло просмотрел истерически взволнованную заметку и, отбросив «Клэрион», взялся за более надежную «Морнинг ньюс». Но тон «Морнинг ньюс» был почти таким же возбужденным, как у «Клэрион». «ВЕЛИКАЯ НАХОДКА КИНСИ-ХЬЮЭТТА, – заявляла „Морнинг ньюс“. – ПОТРЯСАЮЩИЕ НОВОСТИ ИЗ АРАВИИ».

«Мы с большой гордостью публикуем собственное сообщение Поля Кинси-Хьюэтта, – говорилось в „Морнинг ньюс“. – Как увидят наши читатели, его открытие было подтверждено тремя самолетами КВС (RAF), посланными после прибытия мистера Кинси-Хьюэтта в Маккала, чтобы найти это место». «Морнинг ньюс» заключила контракт с Кинси-Хьюэттом на серию статей об этой экспедиции после ее завершения и теперь была без ума от радости, что ей так неожиданно повезло.

Грант перескочил через газетные восторги по поводу собственной удачи и перешел к более трезвой прозе самого ученого-триумфатора: