Исчезновение Йозефа Менгеле

Надежный, прожорливый и мужиковатый, Альбан Круг напоминает ему Генриха Льва. Его покровитель с ленцой, но с заботой о конечном результате руководит фермерским кооперативом, он предпочитает пиво, сваренное одним из компаньонов, здоровую кухню своей женушки, охоту и рыбалку и чтобы сын Оскар и дочки всегда были рядом. Кругу ничего не ведомо о методах современного менеджмента, к которым его пытается приохотить новый постоялец. Менгеле снова вовсю работает как торговый агент, он часто в разъездах, колесит от колонии по эксплуатации земель по всему Парагваю, и сопровождают его только каталоги сельскохозяйственных машин и душевные муки. Менгеле сердится, бранится, он в бешенстве оттого, что утратил свой аргентинский кокон, вздыхает над своей судьбой, тревожится, схватят его или придется вечно прятаться у этого идиота Круга. Прошибает холодный пот – но иногда его сменяет осторожный оптимизм. Ему бы только получить парагвайское гражданство, уж тогда бы он начал жить заново, прикупил бы землицы, обустроился с Карлом-Хайнцем и Мартой, хоть ее так трудно стало уговорить. Теперь, наверное, больше всего забот ему доставляет супруга: вместо того чтоб его поддержать, она жалуется, что не выносит жару, отключений электричества, вездесущей красной пыли, «мадам находит, что Хохенау и парагвайская деревня не в ее вкусе». Надо было сразу же, в тот самый первый вечер их приезда, вмазать ей как следует, когда она рухнула, разрыдавшись от того, что ее укусил какой-то паук. Ей не по нраву жизнь беглянки, бесконечные переезды, ночевки в отелях, ведь это он сам приучил ее к комфорту, и она горько оплакивает его отсутствие, их знакомцы в Буэнос-Айресе то и дело спрашивают, какие у них новости, а ей и ответить-то нечего, как и в школе: мальчишки задают вопросы Карлу-Хайнцу, и он с самого отъезда как в воду опущенный. А если они так и останутся жить в джунглях, где тут подростку в школу ходить? А ведь он Менгеле и не может учиться абы как и абы чему. Марта уверена, что Йозеф преувеличивает опасность. Ему бы вернуться в Буэнос-Айрес, там их ждет счастье, как в первые дни, он ничем не рискует. В глубине души она считает, что Карл-младший был посмелее.

Менгеле соглашается встретиться с ней в Асунсьоне, где старается сохранить приятную мину на обеде в обществе Юнгов и фон Экштейна. Его жизнь – в их руках. Оба мужчины пытаются помочь его запросу о гражданстве, и фон Экштейн знакомит его с одним из лучших адвокатов во всей стране, но это дело незаконное: в принципе, чтобы иметь право запросить гражданство Парагвая, в стране надо прожить пять лет.

37

Время пошло, травля началась. Бонн передал запрос об экстрадиции Менгеле в Буэнос-Айрес, еще один запрос – в пути в Асунсьон. Прошел слушок: он скрывается в Парагвае. Процедура в Аргентине затягивается, множатся юридические и административные проволочки, посол Германии Юнкер упирается, увиливает, запрос пересылается по инстанциям, через Министерство иностранных дел председателю Сената, генеральному прокурору, судье Федерального суда, полиции, направляется в суды. В кулуарах аргентинское и западногерманское правительства согласовывают запутанный клубок противоречий. В Парагвае до Министерства внутренних дел и полиции доходят слухи об ожидаемом ходатайстве об экстрадиции, Интерпол запросил у них копию досье соискателя гражданства, но тут к министру является Рудель: его друг, блистательный доктор Хосе Менгеле, подвергается в Германии преследованиям за свои политические убеждения, ничего опасного, он будет очень полезен Парагваю, только нужно натурализовать его самым срочным образом. В ноябре 1959-го дело выгорело, Верховный суд дает Менгеле гражданство, право на проживание, свидетельство о примерном поведении и удостоверение личности.

Чета Юнг устраивает маленький праздник в честь такого события, но Менгеле приходит на него опустошенный. Его глаза полны слез, он едва может пробормотать: только что умер отец. Германия потеряла патриота, а сам он – вернейшего союзника, свою опору, того грозного и непреклонного отца, который все-таки никогда не бросал его на произвол судьбы. За тысячи километров от Гюнцбурга, в котором импозантный портрет покойного выставлен на фасаде городской ратуши, Менгеле изливает душу на берегу окруженного гирляндами бассейна, в липкой асунсьонской ночи. Он рассказывает фон Экштейну, Карлу-Хайнцу, Юнгам, чете Хаасе, Руделю о том, как летом 1919-го они с отцом совершили восхождение на гору Хиршберг. Тогда они впервые оказались наедине друг с другом, и во время привала ему на рукав села бабочка, а с вершины баварские озера искрились, будто серебристые рулоны кинопленки. Когда он был маленьким, отец, которого он очень боялся, перед сном читал ему молитву на латыни, услышанную им от монахов-траппистов, – это после того как шестилетний малыш едва не утонул в бочке с дождевой водой: procul recedant somnia, et noctium phantasmata, да пребудут подальше от нас видения и химеры тьмы.