Исчезновения

Я очень хотел бы оставить прошлое позади. Отправка кольца очень поможет. Пожалуйста, напиши, как только сможешь.

Твой Себастьян

Мои глаза перелетают к рисунку, который ужасно выцвел, словно находился у мамы долгое время.

На нем проставлена дата: 06.11.1923 – и нарисованы две птицы. Одна здоровая, ее крылья раскрыты на всю страницу, так широко, что она почти закрывает другую птицу. Наполовину скрытая птичка съежилась и выглядит больной и чахлой.

Под рисунком есть подпись: «Редчайшее событие. Яйцо с двумя желтками. Битва насмерть, в большинстве случаев один эмбрион побеждает другого, и только один выживает, чтобы вылупиться».

Мелкими, почти нечитаемыми буквами внизу той же рукой написано обещание, от которого холодеет кровь:

«Однажды тебе будет так же больно, как было мне».

Волосы встают дыбом на руках. Рисунок двух птиц. Прямо как Майлз видел в кошмаре.

– Айла, – спрашивает Беас, кладя руку на мою, – с тобой все нормально?

Мозг пылает, пытаясь соединить все это, но мысли расходятся в разных направлениях так быстро, что я едва могу ухватиться за то, что прямо передо мной.

«Наша» мама. «Наша пьеса» – было написано в письме.

Финеас мог бы познакомиться со своими внуками, написал Стивен.

Его внуки. Он имеет в виду меня и Майлза.

Виола вместо Джульет. Себастьян вместо Стивена. Я знаю эти имена. Это имена близнецов из «Двенадцатой ночи», которые прятали свои настоящие личности от всех, – это в книге прямо у меня на коленях.

И потом этот ужасный рисунок с двумя птицами и одним яйцом.

В мозгу щелкает, и все разом проясняется, как тогда, когда Джордж поворачивает ручку микроскопа Дигби.

Мама и Стивен не были сводными братом и сестрой.

Они были настоящими близнецами по плоти и крови.

Дыхание учащается, и я дотрагиваюсь до маминого кольца, чтобы ощутить его. Стивену нужен был этот Камень. Он почти отчаянно просил его. И мама планировала отослать кольцо, но умерла и не смогла это сделать. Старался ли Стивен найти его все это время?

Пытался ли он найти меня?

В голове стучит. Что-то здесь неправильно. Я встаю, и книга падает на землю.

– Мне нужно идти.

– Айла… – говорит Джордж.

Но я больше не слушаю. Один из мешочков Джорджа, лежащих в траве, ярко-фиолетового цвета Бурь. Хватаю его и высыпаю все содержимое на себя. И я уже на середине поляны, прежде чем Джордж и Беас успевают еще раз вздохнуть.

Глава 52

Когда я схожу с поезда, Ларкин ждет меня, низко надвинув шляпу на глаза. Мы садимся в автобус, отвозящий посетителей Турнира, и усаживаемся на разных рядах. Он выходит, когда мы доезжаем до Стерлинга, и я спешу, чтобы не упустить его из виду. Следовать за Ларкиным по центру города неприятно, словно настоящее накладывается на прошлое как кусок испорченного стекла. Вот бензоколонка. Ателье, где я получил свою плохо кончившую форму. Универмаг Фитцпатрика. Новый кинотеатр и магазин содовой выглядывают как язвы. Тихие тротуары из моих воспоминаний запружены посетителями Турнира побратимов. Мы сливаемся здесь с толпой лучше, чем я мог надеяться.

Чем дальше отходим от города, тем толпа становится все реже, и мы срезаем путь через лес, чтобы держаться подальше от главной дороги. Я спешу, чтобы не отставать от Ларкина, который движется быстро, и, когда наконец выходим на пыльную проселочную дорогу, мне приходится сдержать крик.

Я узнаю дом – даже сейчас, хотя он почти полностью сожжен. Что-то темное поднимается у меня в груди и горле. Я никогда не хотел снова сюда приходить.