Исчезнуть из преисподней

Не веря доводам разума, я все же взяла в руки нож. Так гораздо лучше. Но страх почему-то не торопился меня покинуть. Ага, он не из тех, кто сбегает, он из надежных спутников. Ну что ж, оставайся, милый, ты мне почти не мешаешь.

Стараясь ступать бесшумно, я пошла по коридору в сторону приоткрытой двери. На кого я похожа? Сжимая в руках холодное оружие, подкрадываюсь к пустующей комнате… Прав был следователь, со мной что-то не так.

Звуков, кстати, больше не было. Может, мне вообще показалось? Может, мне в принципе все это кажется? Внезапно появившаяся на стене, а потом изменившаяся картина — уж точно. Хорошо, что я об этом хотя бы догадалась промолчать. Масонов и так хватило за глаза.

Выставив нож перед собой, я зашла в комнату. На первый взгляд все в порядке… А, нет. Картина. Снова картина. Будь она неладна! Валяется теперь на полу. Но главное, что в комнате никого нет.

«Это если не считать картину живой. Ты ведь считаешь, что она меняется».

— Нет, я не считаю ее живой! — крикнула я в пространство и подошла к стене, возле которой лежал поверженный враг.

Выглядит так, словно она просто упала с гвоздика, потому что покоится прямо под ним. Траектория полета прекрасно прослеживается. Никакой мистики.

Но раньше-то не падала…

Все еще сжимая нож одной рукой, второй я потянулась к черному куску дерева. Подняла. Рисунок не поменялся. Плавная буква G, сверху острый угол, который ее накрывает, словно купол, снизу тоже угол, но тупой. Могла я это принять за лепестки? Нижнюю и среднюю часть — вполне, но верхняя… Острый угол. Он вообще не похож на бутон, тем более раскрывшийся. Что же произошло? Неужели картину и впрямь поменяли? Кто? Зачем?

Неожиданный звонок в дверь заставил меня подпрыгнуть. Блин, пора уже лечить нервы…

Открывая дверь, я совсем забыла о предметах в своих руках, потому удивилась изумленному выражению лица Юлиана.

— Оригинально ты гостей встречаешь… Оригинальный вы человек! — он в точности скопировал интонацию Крачковской, но мне было не до цитат из любимого фильма (точнее из Булгакова), потому что я углядела у него в руках букет.

— Розы? — с надеждой спросила я.

— Да, конечно. Дарить другие цветы…

— Моветон, — закончила я за него излюбленным словечком, которое так и рвалось из его уст, — да-да, поняла. Заходи. — Я сама втащила его за ворот бежевой водолазки в квартиру.

— Э-э, хм, я стесняюсь спросить, а зачем тебе все-таки нож? Без него дверь не открывается?

— Что? А, нет. Я даже не заметила.

— Ну а я заметил. Тяжело не заметить нож, которым тебе едва не проткнули глаз, когда заталкивали в квартиру…

— Розы дай, розы! Нужно сверить!

— Господи-боже… Барышня действительно не в себе… Ни тебе «Ой, какие цветочки!», ни спасибо, ни как поживаете, ни «Я соскучилась».

— Ты дашь уже цветы или нет?!

— Фи, как некультурно. Подарки принимать ты явно не умеешь. Мы поработаем над этим, такая прекрасная леди обязана знать правила этикета. — Я замахнулась ножом. — Ой-ой! Бери-бери.

Он передал мне букет.

— Посмотри! — взывала я, положив на тумбочку картину и приложив один из девяти ярко-желтых бутонов — самый распустившийся среди них.

— Хм… Что я должен увидеть? А это с твоей стены? Почему такая безвкусица висит у тебя в квартире?

— Потому что это не моя квартира! — рявкнула я. Надоел он со своими вопросами уже.

— А почему ты в ней живешь тогда?

— Р-р-хм!

— Ладно-ладно, я все сделаю. Что надо сделать-то? Что сверять?

— Похож рисунок на картине на раскрывшийся бутон розы или нет?

— Что? Нет, конечно. Помилуй боже. Был бы я художником, я…

— Ой, заткнись! — перебила я новый поток пафосного выпендрежа и плюхнулась прямо на эту тумбу, в последний момент успев убрать с нее картину. — Я ничего не понимаю.

— А что надо понять? — В двух словах я передала ему историю о меняющийся картине. — Покажи, где она висела, — вмиг посерьезнел он. И не только тон изменился — глаза. Они даже оттенок свой меняли в зависимости от ситуации и его настроения, а не просто выражение, как у всех других людей. Когда он шутил и смеялся, они были светло-коричневыми в рыжину и излучали тепло. Когда был строгим, вдумчивым и серьезным — они приобретали темно-каштановый оттенок и будто бы подчиняли себе. Я уже поняла, что в такие моменты лучше долго в них не глядеть…

Чтобы и сейчас не смотреть, я быстро повела его в детскую, попутно что-то добавляя к уже поведанной истории.