Исчезнувшая библиотека

…посетил Германик и величественные развалины древних Фив. На обрушившихся громадах зданий там все еще сохранялись египетские письмена, свидетельствующие о былом величии, и старейший из жрецов, получив приказание перевести эти надписи, составленные на его родном языке, сообщил, что некогда тут обитало семьсот тысяч человек, способных носить оружие, что именно с этим войском царь Рамсес овладел Ливией, Эфиопией, странами мидян, персов и бактрийцев, а также Скифией и что, сверх того, он держал в своей власти все земли, где живут сирийцы, армяне и соседящие с ними каппадокийцы, между Вифинским морем, с одной стороны, и Ликийским — с другой. Были прочитаны надписи и о податях, налагавшихся на народы, о весе золота и серебра, о числе вооруженных воинов и коней, о слоновой кости и благовониях, предназначавшихся в качестве дара храмам, о том, какое количество хлеба и всевозможной утвари должен был поставлять каждый народ, — и это было не менее внушительно и обильно, чем взимаемое ныне насилием парфян или римским могуществом.[5]

Родовое имя «Рамзес» этот запоздалый наследник жреческой мудрости привел попросту затем, чтобы придать больше достоверности своему рассказу (F.R.D. Goodyear «The Annals of Tacitus» II, Cambridge 1981, p. 383). Такой путаник, как Maнефон, отождествлял Рамзеса II с мифическим Сезострисом. Его вспоминает во времена Тацита Иосиф Флавий в своей ученой полемике «Против Апиона» (I, 98). Сезострису приписывались — как мы уже знаем — завоевания еще более великие, чем завоевания Александра (Диодор, I, 55, 3). Но в том, что касается идентификации столь далеких, порой смутных правителей, ученые продвигались ощупью и высказывали осторожные суждения. «Если Исмандес — это Мемнон, — пишет Страбон, — значит, Мемнониум — его творение, так же, как и храмы в Абидосе и Фивах» (XVII, 1, 42). Возможно, информаторы Гекатея, практически современники Манефона, судили об этих сложных материях достаточно путано: в лучшем случае то были жрецы, подобные тому же Манефону. Тем не менее вряд ли исторические сведения о битве при Кадеше могли быть утрачены настолько основательно, чтобы кто-то мог перенести ее в Бактрию, в далекий Афганистан, где проходила одна из границ, каких достиг Александр в своих завоевательных походах.

12 Страбон и история Нелея

Воссоздавая судьбу писаний Аристотеля (ранее, главы VI и X), требуется высказать суждение по поводу обстоятельного рассказа Страбона (XII, 1, 54). Сведения о том, как ученый Тираннион завладел подлинными свитками, принадлежавшими Апелликонту, («обхаживая библиотекаря» Суллы) восходят к самому Тиранниону, учеником которого был Страбон, рассказавший эту историю. В этом смысле высказался, не вдаваясь в подробности, Карл Вендель в словарной статье «Тираннион» в «Pauly—Wissova» (колонка 1813, 42). Страбон был в Риме в 44 г. до н.э. и прибыл туда двадцатилетним; он также был земляком Тиранниона, поскольку происходил из Амасии, а Тираннион — из Амиса. Надо думать, что к Тиранниону восходит и суждение о скверном качестве списков, заказанных римскими книготорговцами, дабы обеспечить себе «экземпляры для продажи» («они даже не проводили никакой сверки»), и уничижительный отзыв об издательской работе, проделанной в свое время Апелликонтом (его издание, подготовленное до 86 г., было, по-видимому, известно немногим), и вообще осуждение всех работ по переписке, проводившихся книготорговцами, как в Риме, так и в Александрии. Мир александрийских книжников и эрудитов Тираннион знал неплохо, хотя и косвенно, через своего учителя Дионисия Фракийца, который сформировался в школе Аристарха. Можно задаться вопросом, не восходит ли к Тиранниону и ироническое суждение о том, как попортились свитки Апелликонта при доставке их в Рим (фраза «очень помог в этом также и Рим» может быть воспринята в ироническом ключе).