Дядя Митя передавал коробки с травами через медпункт, а его смышленая племянница начала потихоньку придерживать для себя часть их содержимого, чтобы по случаю предлагать ретритерам «детокс для очищения организма», как Ирочка переименовала «печеночный чай». Уже скоро она стала без ведома дяди Мити делать свои заказы у семейных травников. К «детоксу» добавились чаи с более высокой долей каннабиса. В них также были какие-то другие возбуждающие добавки. Кто-то из ретриреров рассказал Ирочке о чакрах, и она стала предлагать эти чаи как «стимуляторы чакр». В ее «магазинчике» появилась еще и «антистрессовая халва», где также содержался каннабис.
Когда дядя Митя узнал о делишках своей племянницы, то сначала хотел их пресечь, но она предложила ему впредь делиться своей выручкой, и он не устоял. Неприятностей можно было не ожидать: все районные начальники, которые могли бы помешать бизнесу его семейного клана, были куплены, а глава «Трансформатора», Суворов-младший, сам просил его о доставке «печеночного чая».
Когда Виктор переехал на свою виллу и стал редко появляться в «Трансформаторе», торговля «уникальными местными травяными чаями» и «антистрессовой халвой» в нижнем лагере пошла еще активнее. Ирочка называла свой товар БАДами, ретритеры – «мини-трансами». И все шло своим чередом, пока одному из ретритеров не стало плохо от какого-то «мини-транса». К несчастью, он оказался московским мажором.
Парню потребовалась серьезная медпомощь, а Ирочка не смогла оказать ее, как нужно. У него возникли осложнения, которые лечились уже в Москве. Грозная мать того мажора подала в прокуратуру жалобу на администрацию «Трансформатора», и началось расследование.
– Ты и правда имеешь какое-то отношение к бизнесу Ирочки? – спросила я.
– Конечно нет. Но возникли всякие домыслы и мифы, и я там везде стала главным персонажем.
– И кто мифотворцы?
– Семья Ирочки. Чтобы ее выгородить, они меня оговаривают, и полиция хочет повесить на меня все что только можно. Сюжет приблизительно такой: я жила с Мокшафом. У Мокшафа был гепатит В, а я это ото всех скрывала. Мокшафу были нужны лекарства, но я ему их не давала. Вместо этого я держала его на наркотиках, которые употребляла сама. По этой причине я заставляла Ирочку снабжать меня этим чертовым «печеночным чаем» с высоким содержанием каннабиса…
Чем больше я узнавала подробностей, тем сумрачней становилась картина.
– Ты общалась со следователем? – спросила я.
– Пока нет. Но ко мне в «Трансформатор» приезжал дознаватель из Суржина. Разговора с ним мне хватило, чтобы сделать выводы.
– А что дядя Митя?
– Да ничего. Он шофер, его дело маленькое. Так оно и было на самом деле. А сама Ирочка заблаговременно смылась.
– Но ведь есть же еще Суворов-младший. Что же он? – поинтересовалась я.
– А Виктор сейчас в стороне, ведь он передал руководство «Трансформатором» Парджаме.
– Значит, неприятности теперь и у Парджамы?
– Когда карусель закрутилась, она, как и Ирочка, сразу же свалила. Теперь где-то отсиживается.
– А кто же тогда теперь руководит «Трансформатором»?
– «Трансформатора» больше нет. Его территория готовится теперь к открытию пансионата «Перезвон» с новым профилем и новым руководством.
У меня в голове еще оставалось ее вранье про тайм-аут, и оно мешало мне переваривать все эти новости. Услышав от меня об этой проблеме, Элеонора спросила:
– Это для тебя сейчас самое важное?
– Я не знаю, что сейчас для меня самое важное, – отреагировала я. Это был честный ответ.
– Я бы тебе все это рассказала позже, когда не нужно будет думать о твоих нервах, – сказала Эля. – А сейчас давай о другом. Я приехала забрать свои вещи и проститься. Оставаться в Москве мне теперь не стоит.
Я так и думала.
– Куда ты теперь поедешь? – спросила я.
– К одному хорошему человеку.
– И где обитает этот хороший человек?
– Там, где не спрашивают паспорт.
– А подробнее?
– Далеко от Москвы. Я пришлю тебе оттуда эсэмэску, – пообещала Эля. И пошла собирать вещи.
28
Ожидая ее в гостиной, я слушала раздававшиеся за стеной шаги и стуки. Один раз Элеоноре кто-то позвонил, раза два что-то упало. Под этот аккомпанемент кружились воспоминания. Я увидела ее надоедавшим мне ребенком, так неистово хотевшим со мной играть, потом юной девой во взрослом платье, шедшей рядом со мной в центре Москвы и млевшей от восхищенных мужских взглядов, потом счастливой студенткой ВГИКа, получившей свою первую роль. Я представила, как разбивались вдребезги одно за другим ее ожидания, как она от безысходности впрыгнула в «лазурную колесницу» Федора, как увидела в нем Мокшафа, а он в ней – Малгеру, как зажглись ее новые грезы… И вот теперь снова рюкзак за спиной и ночной поезд.
Меня бросило в жар от жалости к ней, как это случалось в детстве. В этот момент Элеонора вошла в гостиную. Увидев меня красной, она встревожилась. А когда я сказала ей, в чем дело, усмехнулась и спросила:
– А вдруг все не так?
Я проводила ее до выхода, озадаченная ее вопросом больше, чем мыслью, что нам сейчас надо будет прощаться.