– Я была лишь на одном сборище, – поправила она меня. – И у меня был интерес к Федору, а не к Гецулу Мо.
– А откуда у Федора это новое имя?
– Он получил его от буддийского ламы, у которого еще в прошлом году ходил в учениках.
– Что-то я не пойму, вы то о тантре, то о буддизме.
– Есть еще тантрический буддизм. Хотите подробности?
Подробностей о тантрическом буддизме мне было не надо, тем более от Ларисы. Меня лишь удивило, что она знает о его существовании. Наверное, что-то слышала о нем от Мочкина.
– Я так понимаю, что учительские потуги Федора вызывают у вас смех. И потому вы окрестили его «гуру». Верно я понимаю?
– Нет, не верно, моя дорогая. «Гуру» Федор назвался сам.
– И никто не поднял его на смех, кроме вас? Неужели Федора можно всерьез принимать за гуру?
– А кто, по-вашему, гуру в Москве? Москва не Гималаи, назваться гуру здесь проще, чем вы думаете.
«А что, во всем этом должна быть доля правды, – подумала я. – В конце концов, не могла же такая бабенция, как Лариса, придумать и ламу, и тантрический буддизм, и Гецула Мо… Только вот весь этот сюр не вязался с характером моей сестрицы».
– Не могу себе представить, чтобы Элеонора стала относиться к Федору, как к «гуру», и поверила бы…
Тут Лариса сморщилась, как от зубной боли, и перебила меня:
– Есть человек, который сможет вам в этом помочь лучше меня. Вот закончу с вашей прической и дам вам его координаты.
Лицо у Ларисы стало каменным. Она продолжала восстанавливать мой «рокер», а я думала о своем. Узнав от Антона Палыча о скайпконтакте Элеоноры с Федором, я стала иначе смотреть на их отношения. Они поддерживали связь друг с другом вплоть до отъезда Эли из Москвы, и на то могли быть разные причины, в том числе и «уроки пения». То, что они много значили для Эли, говорили и мать, и Аня, и Андрей. Мне не верилось, что там все было точно так, как изобразила Лариса, но я заметила, что ее разоблачения пробили брешь в моей непоколебимости. Я заколебалась, и это мне не нравилось.
Поглядывая в зеркало на Ларису, которая была теперь занята только моим «рокером», я укрепляла свою линию обороны перед возникавшими у меня подозрениями и опасениями. «Лариса просто зла и на Федора, и на Элю, – говорила я себе. – Разве это исключено? Федор потерял к ней интерес и переключился на Элеонору. Он всегда был к Эльке неравнодушен, и вот теперь, когда и она им очаровалась, у них все сложилось нежно и томно. Ларису это уязвило. Отсюда и ее месть Элеоноре в “Муромце”. А также выстрелы в меня “сектой”, “гуру” и “овцами”. На самом же деле, “уроки пения”, которые давал Федор, вполне могут быть уроками пения. Да, он не вокалист и не педагог музыкального училища, но если цель занятий – эксперименты с голосовыми импровизациями, то подойдет и пение мантр. Мантрам он научился у своего ламы, когда еще с ним водился. А полученным от него именем он стал называться ради понта. Именно эти уроки пения и сблизили Элеонору с Мочкиным. Когда они перестали выступать вместе, пение в ресторанах стало ее тяготить. Узнав от Федора о его гастролях, она загорелась желанием все бросить и присоединиться к нему». Мне верилось все больше, что Элеонора действительно могла поехать в апреле к Федору. Она решила изменить свою жизнь, но говорить об этом никому не стала. Прикрылась отпуском в Сочи. Так это понятнее матери. Сочи – это отпуск, а Пензенская область – неизвестно что. А свои новые отношения с Федором она скрывает от матери, чтобы не вызывать у нее насмешек и противодействия. Ну а поскольку мать рано или поздно начнет спрашивать о ней ее друзей и знакомых, она рассказала об отпуске в Сочи и им.
И вроде бы все встало на свои места, но тут возник вопрос: а зачем Эле прятаться от матери после отпуска? Этого я себе объяснить еще не могла.
Между тем «рокер» был восстановлен, и я опять хорошо выглядела. Лариса скрылась за перегородкой и вернулась с листком, где был записан телефон отставного генерала Снегирькова Матвея Глебовича.
– Он и есть муж той приятельницы, о которой я вам говорила. Вот видите, она тоже приклеилась к гуру Гецулу Мо, а ведь генеральша.
– Получается, Федор стал кем-то вроде Распутина?
– Ну, Распутин не Распутин, но и у Феди от природы есть достоинства, которые интересны для жизнерадостных женщин, – сказала Лариса и подмигнула мне. – Да и тантрист он талантливый.
Слышала бы это мать. Вот те и «сморчок», Ольга Марковна!
– Вы когда виделись с Федором в последний раз? – спросила я.
Мой вопрос Ларисе не понравился.
– Дорогая моя, это не имеет никакого отношения к вашей сестре. А то, что имеет к ней отношение, вам лучше расскажет Снегирьков. Вы поговорите с ним, он вам все объяснит.
– Ваш Снегирьков не знает Элеонору. Что он может мне про нее объяснить?
Лариса похлопала меня по плечу и произнесла тоном, не допускающим дальнейших возражений:
– Разговор окончен, Маша. Я вам сочувствую, но сочувствую в меру. Вам надо было больше общаться с сестрой, тогда бы вы все знали сами. А так – связывайтесь со Снегирьковым. Его жена Тамара сейчас с Федором. Может быть, он слышал что-то от нее об Элеоноре.
23