Исчезнувшая сестра [litres]

– Сегодня, в конце дня, я собирался навестить Ларису в ее буддийском храме. Хочешь наведаться к ней вместо меня? Там у них будут в девять вечера фильм показывать. Ты еще успеешь.

Я ничего не поняла.

– Какая Лариса? Какой храм?

– Ну как какая? Твоя парикмахерша. Ты сама дала мне ее координаты. Вспомнила? Я тоже загорелся желанием с ней встретиться. И она на сегодня назначила мне свидание в своем уютном храме. Романтично, правда?

– Ты хочешь сказать, что у нее не только своя парикмахерская, но и свой буддийский храм?

– Ну, с храмом я немного преувеличил, это всего лишь буддийский центр, и она сегодня вечером там дежурит.

Ну а что удивляться, Снегирьков же мне говорил о дружбе Ларисы с ламой. Дружба не знает границ.

– Мне сейчас не до фильмов, – сказала я.

– Напрасно ты так. Фильм там будет захватывающий, о тантре. Захватывающий и полезный. Я тебе сейчас дам адресок.

Ехать опять к Ларисе? Я и думать об этом не хотела. Но Андрей уже протягивал мне свою бумажку с адресом, и я ее взяла. Это был, конечно же, центр московского отделения «Общества бриллиантовой колесницы».

Я сунула бумажку Андрея в карман и тотчас же о ней забыла. В голове было другое. Но разговор о Ларисе рикошетом выбил из моей памяти воспоминание о моей встрече с генералом Снегирьковым. А точнее, о его просьбе сообщить ему, если я надумаю съездить в «Трансформатор». Ему нужно было передать письмо своей жене Тамаре. По дороге к метро я позвонила Максиму Глебовичу и сказала, что он может привезти его мне домой завтра утром, перед моим отъездом на вокзал.

29

Мне оставалось последнее: сообщить матери об изменившемся положении вещей и моем отъезде в «Трансформатор». Это мероприятие требовало дополнительного напряжения всех моих лучших качеств, и я с ним тянула. Была даже мысль ограничиться телефонным разговором с Ольгой Марковной, но вдохновить себя на него оказалось не легче.

Я была сейчас отважной старшей сестрой, все бросившей ради младшей. Такой меня видели Валя, Вероника и Андрей. Я читала у них в глазах восхищение, я слышала от них хорошие слова. Когда же я думала о предстоящем разговоре с матерью, моя отвага бледнела, редела и норовила исчезнуть. Этого мне было совсем не надо. Я держалась сейчас на своей отваге. Она разгоняла сомнения в верности принятого мною решения, она давала мне энергию. Я съела только бутерброд в обед и весь день что-то делала, а энергия была. Стоило мне представить разочарование матери из-за новости, что спасать ее любимую дочь отправляется нелюбимая и других спасателей не ожидается, как энергия пропадала. Она будет разочарована. Одно дело – ловкий Андрей, другое – я.

Я говорила себе: «Тебе в этом году сорок, а ты реагируешь на мать, как школьница, получившая двойку. Что тебе сейчас ее разочарование? Тем более что она теперь для тебя Ольга Марковна». Не помогало.

* * *

Мать встретила меня в халате, надетом на ночную рубашку, пуговицы не застегнуты. В глазах страх. Мой поздний приход она восприняла как знак плохой новости.

Первым делом я сказала ей, что все идет хорошо. Мать было двинулась к гостиной, рассчитывая, что я последую за ней, но я ее остановила.

– Я не могу сегодня долго разговаривать. Мне надо еще собрать вещи. Андрей ехать с группой не может. У его матери вчера был сердечный приступ, и он пока должен быть с ней. Вместо него к Эле поеду я. Я позвоню тебе от нее, как только с ней встречусь.

Сначала мать оставалась неподвижной. Неподвижным был и ее взгляд, направленный на меня. Прочесть его было невозможно. Если она в те мгновения что-то и думала, то ее мысли были далеко и ничем себя не выдавали. Я ждала бури после затишья. Я привыкла, что Ольга Марковна всегда усматривает в моих словах и действиях что-то возмутительное.

Мать опустила глаза, и я увидела, что у нее по щекам потекли слезы. Я спокойно ждала, что последует дальше. Раз слезы, то будут, скорее всего, упреки. Мать всегда находила для них повод. «Ну, Ольга Марковна, давай не тяни», – мысленно внушала я ей в надежде, что это как-то поможет сократить длительность данной сцены.

Не поднимая глаз, мать вдруг шагнула ко мне и молча встала передо мной. Глаза по-прежнему опущены, новых слез видно не было. Теперь я уже не знала, чего мне от нее ожидать. Мне стало беспокойно, и я не смогла выдержать зависшую между нами тишину.

– Ну я пошла, – сказала я, едва узнавая собственный голос. Уж очень по-детски он прозвучал.

– Девочка моя, – пробормотала вдруг мать и обняла меня.

Сначала я это поняла, как оплакивание Эли и непроизвольный поиск сочувствия у первого попавшегося, а им сейчас была я. Мать меня обняла, а я стояла как столб.

– Я с тобой всегда была несправедлива, я это знаю… – услышала я и наконец поняла, что это касалось меня.

* * *

Все, что было дальше, я оставляю только для себя. Не так уж много у меня с матерью было моментов такой близости, как тот. Тем более что чувства, взлетевшие в тот вечер у нее и у меня, не могли повлиять на дальнейший ход событий.

Часть 2 Удивления

1