Исчезнувшая сестра [litres]

Моя комната находилась на первом этаже в конце коридора. Когда я постучала в дверь, то услышала внутри быстрые шаги. А когда дверь распахнулась, увидела свою соседку Нюту: рослую, русоволосую, зеленоглазую и приятную во всех отношениях студентку из Перми. Естественная улыбка или очень на нее похожая. Открытый взгляд.

Прежде чем пропустить меня в комнату, Нюта сказала:

– Верхнюю одежду и обувь мы оставляем в коридоре. В комнатах можно находиться только в носках или босиком.

В школе Нюта наверняка была отличницей и любила все объяснять своим незадачливым одноклассникам. Она произносила слова, я бы сказала, с излишней отчетливостью и перебарщивала с паузами между отдельными фразами, отчего они звучали как сентенции.

Справа от входной двери была прибита вешалка, под ней стояли сабо. Я добавила к ним свои ботинки и вошла в комнату.

Там стояли четыре койки, по две у каждой стены. К чему тогда был этот маскарад с поиском двухместной комнаты, удивилась я. Но не подала виду. Только одна кровать, справа у окна, была пока занята. Я указала на нее и спросила:

– Ты спишь там?

Нюта кивнула. Бросилась в глаза фотография Мокшафа на стене у изголовья ее ложа.

– Ну, тогда я буду спать здесь, – сказала я, садясь на кровать с той же стороны, но у двери.

– А я всегда выбираю место у окна, – сказала Нюта.

– Я обычно тоже. Но в этот раз пусть месту у окна обрадуется кто-то из наших новых соседок.

– У нас не будет никаких новых соседок. Это двухместная комната, – сообщила Нюта.

Вот все и прояснилось: в корпусах для ретритеров и правда все комнаты были четырехместными, но это не мешало им по случаю становиться двухместными, а в особых случаях – и одноместными.

– Мне вообще-то обещали, что в этой комнате буду только я. Это связано с моим процессом восстановления. Но секретариат оставил за собой право подселять ко мне в отдельных случаях кого-то из ретритеров, – объясняла мне Нюта.

Она относилась к «старожилам». В «Трансформатор» приезжали не только на ретриты, но и для того, чтобы пожить здесь какое-то время. Таких обитателей называли «старожилами» независимо от того, сколько времени они здесь проживали.

– Процесс восстановления с помощью медитации? – полюбопытствовала я.

– Не только.

Я услышала от Нюты, что она страдает перфекционизмом. Он довел ее до нервного срыва в последнюю сессию. В результате ей пришлось взять академический отпуск, и вот она теперь в «Трансформаторе». Работает с успехом над собой по индивидуальной программе внутреннего развития, составленной с учетом ее нервного истощения, и по мере возможностей помогает работникам секретариата в бытовых и организационных вопросах. Если ей кого-то подселяли, то она, как и все старожилы, должна была становиться для своей соседки «пунктом помощи». Эта подробность меня заинтересовала.

– В каком смысле «пунктом помощи»? – спросила я.

– Мы должны поддерживать ретритеров в соблюдении «режима полного безмолвия». Заботиться, чтобы они не поддавались старой привычке болтать языком, когда становится тошно. Ну и помогать им с решением мелких бытовых проблем, которые мешают проводить ретрит.

– Ну а если будут проблемы с медитацией?

– С такими проблемами надо обращаться к Парджаме. Она поможет разобраться, что в твоем индивидуальном процессе проблема, а что – нормальное явление, – разъясняла Нюта с ученической серьезностью.

Раздался гонг, возвещавший о начале завтрака. Нюта вызвалась ждать меня, пока я переоденусь и приведу себя в порядок, чтобы потом вместе отправиться в кантину.

* * *

Кантина размещалась в здании того же типа, что и спальные корпуса, только одноэтажном. Над входной дверью висел портрет Мокшафа, приветствовавшего всех входящих по-индийски: голова приклонена к сложенным вместе ладоням, улыбка на губах, выглядевшая смущенной. Здесь в нем было еще много от Феди, и я невольно ему улыбнулась, а Нюта поприветствовала его так же, как это делал он.

Мы прошли в зал, где стояли в два ряда обеденные столы, на шесть мест с одной стороны, на десять – с другой. На раздаче уже никого не было. Мы с Нютой взяли подносы и двинулись вдоль стеллажей, выбирая для себя из того, что осталось.

Нюта наполняла свой поднос быстро и скоро от меня оторвалась. Пока я выбирала, что взять, ко мне присоединилась девушка, в которой я узнала ту, что разглядывала меня в приемной секретариата. Она со мной заговорила.

– Круассанов уже нет. А сыр остался только российский.

– Но обилие булочек поражает, – поддержала я разговор.

– Это обилие напоследок. С завтрашнего дня его больше не будет. Когда начинается ретрит, начинается и пост. Я Агата, а ты?

– Мария, – назвалась я.

– Моя лучшая подруга тоже Маша, – сказала она.

Потом мы вместе остановились у бака с горячей водой.

– А где кофе? – спросила я Агату.

– Кофе здесь не бывает.

Агата приехала сюда на ретрит во второй раз и знала все порядки. Когда мы с ней вместе подошли к столу, где уже устроилась Нюта, оказалось, что девушки знакомы друг с другом: они были вместе на одном из первых ретритов, организованных в «Трансформаторе».

– Я теперь старожил, – сообщила Нюта Агате.