Пройдя по дорожке еще метров 100, я увидела высокий забор и нечто похожее на еще более высокие ворота. Когда я подошла ближе, то обнаружила, что это не ворота, а фасад овального сооружения со стеклянной крышей и двустворчатой дверью. Это и должен был быть переход из одного лагеря в другой, обозначенный на плане «Трансформатора» овалом с буквой «П».
Только во мне шевельнусь какое-то беспокойное чувство в ответ на увиденное, как я услышала за спиной голоса, мужской и женский. Эти двое шли по той же дорожке. Я быстро сошла с нее и спряталась за деревья. Оттуда можно было незаметно за ними наблюдать.
Пара подошла к овальному зданию и остановилась у двери. Она раздвинулась и задвинулась дважды, перед каждым из них отдельно. Это была электронная пропускная система. Я опешила. Зачем она? Мне увиделось что-то пугающее в этом едва ли не трехметровом заборе и проходной, похожей на бастион. Вместе с тем я поняла, что в верхний лагерь мне так просто не попасть. Переход я нашла, но войти в верхний лагерь не смогу. Электронную пропускную систему не уговоришь дать тебе пройти, не попросишь позвать к тебе человека, которого ищешь.
Я все же подошла к входу в переход, а вдруг там есть что-то вроде домофона. Не было там этого. Раздвижные створки реагировали только на электронные пропуска.
Над моей головой висела камера наблюдения, и мне стало неуютно от мысли, что кто-то может сейчас меня разглядывать. Я отправилась обратно к жилым корпусам. Шла и думала, зачем нужны такой забор и такая проходная.
Я не хотела видеть в ограждении верхнего лагеря что-то зловещее. Мало ли таких же заборов в Подмосковье, например вокруг богатых дачных поселков, говорила я себе. Их ставят ведь не обязательно только вокруг тюрем и психбольниц. Но мне все равно было тревожно. Ведь не без причины этот забор был таким высоким. Что за жизнь шла за ним? И как в ней участвует Эля, если она там? Только дай волю таким вопросам – и хоть снова начинай с нуля.
Когда я вернулась в свою комнату, Нюты там не было. На кровати лежал мой рюкзак. Мне захотелось заглянуть в печатную продукцию, которую я захватила из секретариата. Я стала выкладывать ее из рюкзака на кровать и вдруг увидела среди своих вещей конверт с письмом генерала Снегирькова для его жены Тамары.
Матвей Глебович привез мне этот конверт прямо перед моим отъездом на вокзал. Сунув его тогда в рюкзак, я потом совершенно о нем забыла. Теперь же, взяв конверт в руки, я обрадовалась ему как счастливому лотерейному билету. Ведь Тамара была помощницей Мокшафа и, по всей вероятности, тоже жила в верхнем лагере! Я обещала Снегирькову передать его послание ей прямо в руки. Это обещание открывало для меня путь в верхний лагерь.
Я собралась было идти в секретариат за пропуском, но быстро одумалась. Раз трафик между нижним и верхнем лагерями находится под столь основательным контролем, то в секретариате вряд ли выдают пропуска по первому требованию. Наверняка были нахальные ретритеры, которые пытались проникнуть в дом Мокшафа, и теперь там нервно относятся к каждой незнакомой личности, намыливающейся в верхний лагерь. Пропуска, надо думать, выдаются по специальному разрешению. Меня озарило: Парджама! Вот кто может мне с этим помочь! И я пошла к Парджаме.
Комната гида ретритеров в здании секретариата оказалась закрытой. В упрямой уверенности, что Парджама вот-вот объявится, я села все в то же кресло у столика с буклетами и стала ее ждать.
Но время шло, а Парджамы все не было. В результате я не выдержала и отправилась в приемную секретариата. Там я застала только какую-то девушку с голубым тюрбаном. От нее я узнала, что Парджамы сегодня в сектерариате больше не будет.
Где сейчас находится Парджама, девушка не знала. Не знала она и Тамару Снегирькову. А когда я попросила ее проверить, числится ли эта особа среди работников «Трансформатора», то услышала от нее, что с такой просьбой надо обращаться только к гиду ретритеров. Оказалось, что такая возможность у меня сегодня еще появится. В четыре часа Парджама должна была выступать перед ретритерами в шатре.
Я посмотрела на часы. Было около одиннадцати. Через час начинался обед. Что я до него еще могла предпринять, было неясно. А почему бы не спросить о Тамаре Нюту? И я отправилась обратно в свой желтый корпус.
Нюта сидела на своей кровати и делала записи в тетради. Мой рассказ о письме для Тамары превратил ее приветливую улыбку в напряженную. В нижнем лагере Нюта Тамару не встречала, а в верхнем она, по ее словам, никогда не была. «Эти два лагеря живут каждый своей жизнью», – сказала Нюта и вслед за этим переключилась на мои вещи, которые я выложила на свою кровать перед уходом в секретариат.
– Ты, наверное, думаешь, что оставить у себя, а что сдать в камеру хранения? – спросила Нюта.
О камере хранения я вообще не думала.
– У меня мало вещей. Только самое необходимое. Так что в камеру хранения мне нести нечего, – сказала я.
– Как нечего? А мобильник? А кошелек?