Исчезнувшая сестра [litres]

Я похвалила себя за оперативность. Было бы наивно слишком надеяться на Тамару и ничего не предпринимать. Каждый шанс должен быть использован. Выйти на Мокшафа – это выйти на Элю.

7

Я пошла в камеру хранения с пустым рюкзаком. Его нельзя было оставлять в комнате даже без вещей. Подойдя к «сторожке», я свернула на тропинку, которая вела к входу в камеру хранения, находившемуся на другой стороне здания. Дверь оказалась на замке. Я нажала кнопку звонка и скоро увидела Арджуну, который направлялся ко мне. Он выглядел недовольным. Что ж, вечером человек один, утром – другой.

– Камера хранения открыта до 11:45, – буркнул Арджуна, открывая для меня дверь. Было 11:50.

Мы спустились в подвальное помещение, где на стеллажах лежали вещи ретритеров. После того как я добавила к ним свой рюкзак, Арджуна сказал:

– Иди за мной.

Мы прошли в глубь помещения, где находился сейф для ценных вещей. Там стоял стол, на котором среди прочего лежал картонный ящик с бандерольными конвертами. Арджуна сел на единственный стул, стоявший у стола, взял из ящика такой конверт, написал на нем мое имя и потребовал мой мобильник и кошелек.

– Ну а кошелек-то зачем сдавать? – спросила я. Еще оставался в памяти странный ответ Нюты на этот вопрос. Мне стало интересно, как отреагирует Арджуна.

– Чтобы не портить забор, – ответил он.

– В каком смысле?

– В прямом. Чтобы не захотелось проломить забор и бежать в сельмаг.

– А что, были такие случаи?

Арджуна ухмыльнулся и произнес:

– Человек плохо выносит ограничения.

– Но ведь всегда можно спрятать деньги под матрасом. Какой смысл требовать от ретритеров сдавать кошелек? – не понимала я.

– Смысл – в отношении к правилам и способности выдерживать дисциплину. Неужели не ясно? Одно дело, когда на что-то нет правила, другое – когда оно есть и ты его нарушаешь.

Сдав вещи, я пошла в кантину.

* * *

Обед уже начался. Я получила на раздаче грибной суп и картофельный салат с оливками, добавила к нему еще свежий салат и остановилась со своим подносом перед рядами столов, выбирая для себя место. Тут я услышала свое имя и посмотрела в сторону, откуда раздался голос, показавшийся мне знакомым. Это была Агата. Привстав со своего стула, она зазывающе махала мне рукой. Я пошла к ее столу. Один стул оставался свободным, и я на него села.

На меня были устремлены пять пар глаз. Я назвалась, другие тоже.

– Вы, наверное, приехали вместе? – спросила я Агату.

– Не вместе, но из одного города, – ответила она.

Этим городом была Самара.

– Не все здесь из Самары, – сказала женщина моего возраста. Агата и трое других были двадцатилетние, как большинство ретритеров. – Я из Екатеринбурга. А ты, наверное, из Москвы?

– Почему ты так думаешь?

– А она не думает, а слышит, – бодро вступил в разговор крепко сколоченный парень, круглоглазый и курносый. Знатока московского выговора звали Леша, его двоих ровесников, которые уделяли внимание большей частью друг другу, – Рома и Римма, а мою ровесницу – Инесса.

На стене, прямо над нашим столом, висел портрет полуобнаженного индийца с седой короткой бородкой, кривовато сидевшего в позе лотоса. Взгляд у него был добрый.

– Это кто? – спросила я Агату.

– Не знаю. Здесь собраны портреты духовных учителей мира. Значит, он кто-то из них.

– Это Рамана Махарши, легендарный учитель адвайты веданты, – пояснила мне Инесса. – Известен тем, что сформулировал главный вопрос каждого человека.

– И что это за вопрос? – поинтересовалась я.

– «Кто я?».

Это был тот вопрос, который я часто задавала себе и сама, не нуждаясь в помощи мудрецов. Так что Рамана с этим вопросом в моем случае, можно сказать, опоздал. И я сказала Инессе что-то в этом духе.

– Ты и ответ уже знаешь? – вмешалась вдруг Римма.

– В главных чертах, конечно, да, – подтвердила я, приветливо улыбнувшись этой девчуге.

– Смотря что считать главными чертами, – жестко парировала девчуга и переключилась на Рому.

А Инесса сказала:

– Рамана Махарши мыслит в понятиях своей традиции. В адвайте веданте личность что-то вроде луковицы. И чтобы разобраться в себе, надо отрывать ее листья один за одним.

– Но тогда же ничего не останется, – заметила я.

– Вот в этом и дело. Я читала…

– Еще не устала от чтения, начитанная ты наша? – перебил Инессу Леша. И обратился ко мне:

– Мой тебе совет: сравнивай себя не с луковицей, а с тюльпаном. И лепестков меньше, и когда их все оторвешь, останется самое прикольное: тычинки и пестики!

– Еще не устал от приколов, бугагашник? – бросила ему Инесса.

Я спросила ее, что такое адвайта веданта. Оказалось, что это учение об иллюзорности наших представлений о себе и мире. Вспомнились Шанкара и растяжка на фасаде секретариата.

– И Шанкара имеет отношение к адвайте веданте?

– Он ее основоположник.

– Тогда почему его здесь цитируют? Это ведь буддийский лагерь. Зачем смешивать одно с другим? – удивилась я.

– Чтобы возникало что-то новое, – произнесла Инесса. Возразить было нечем. А сама эта мысль даже понравилась.

Позже, когда пришлось к слову, я рассказала этой компании о своей прогулке, во время которой обнаружила гигантский забор верхнего лагеря.