Выйдя из «сторожки», я направилась к дорожке, шедшей вдоль забора, сделала по ней несколько шагов и остановилась. В груди клокотало, лицо горело, в горле щемило. Я прислонилась спиной к дереву, которое оказалось рядом, и закрыла глаза.
– Он больной человек, он псих, он инвалид, – говорила я себе. – Что взять с инвалида?!
Более-менее успокоившись, я стала соображать. Сегодня почему-то дежурит Арджуна, а его напарник, по всей вероятности, оказался в лагере случайно. Значит, дядя Митя будет дежурным завтра. Когда он после завтрака сменит Арджуну, я приду к нему и попрошу его устроить мне встречу с моей сестрой.
Вместе с тем я решила на всякий случай заготовить новое послание к Элеоноре. Если дядя Митя не сможет мне помочь с ней увидеться, тогда я попрошу его передать ей мое письмо. Уж это-то он сможет. Заставить себя смириться и уехать с пустыми руками я по-прежнему не могла. А так хоть что-то. Да и делать было больше нечего.
В этот раз мое письмо Элеоноре было готово быстро. Я начала его с короткого сожаления о том, что мы не встретились, описала состояние здоровья нашей матери и попросила Элеонору дать ей о себе знать хотя бы новой эсэмэской. Мне слабо верилось, что это сработает. Я просто хотела уехать из «Трансформатора» с чувством, что сделала все возможное.
Когда раздался гонг, возвещавший начало ужина, я отправилась в кантину. Завтрак и обед я пропустила, и мне хотелось есть. После ужина по расписанию должен был быть живой даршан Малгеру. Мне было любопытно ее увидеть, и я из кантины отправилась в конференц-зал. Но там на входной двери было прикреплено объявление о замене Малгеру дополнительным видеодаршаном Мокшафа. Сообщалось, что будет показана запись его самого первого выступления в «Трансформаторе». Ну что ж, тогда это. Надо было как-то убить время до отбоя.
– Когда я учился в школе, у нас были уроки пения. Я их ненавидел и чаще всего пропускал, – начал рассказ Федор.
…Однажды учитель пения вызвал меня на разговор из-за моих прогулов. Когда я сказал ему, что у меня нет голоса, он спросил:
– А что я слышу сейчас?
Я подумал, что он хочет меня убедить в том, что научиться петь может каждый.
Наверное, он прав, но это ничего не меняет. Я не хочу учиться петь.
И я ему так и сказал:
– Зачем мне петь?!
– Этого ты знать не можешь, пока не освободишь свой голос, – произнес он.
– От чего его освобождать? – спросил я.
– От мысли о ненужности пения.
Учитель пения предложил мне провести эксперимент.
Он сказал, что мы сейчас начнем петь вместе, ни о чем не договариваясь, как придется и что придется.
Я сначала жался и мялся, он же, не обращая на меня внимания, стал вытворять своим голосом все, что заблагорассудится. Он дурачился с удовольствием, и это сдвинуло меня с мертвой точки. Я тоже начал дурачиться.
Временами я удивлялся тому, что могу делать со своим голосом.
Удивление многого стоит…
В сущности, это был хороший перекрой воспоминания в притчу. Но опять, как и в прошлый раз, взбунтовались мои кони-чувства. Взбученные удивлениями этого дня, они встали на дыбы и не пропустили в меня посыл, вложенный Мокшафом в эту историю.
А этот посыл все же как-то проник в мою память, что тоже вызывает удивление. Спустя годы мне вдруг вспомнилось: «Удивление многого стоит». И вспомнилось в один дорогой для меня момент. О нем я еще расскажу.
18
На следующий день во время завтрака ко мне подошла Надежда и шепнула мне в ухо, что через час я должна быть в секретариате. Я спросила, что случилось, но ответа не получила.
Когда я пришла в секретариат, меня там встретила все та же Надежда. Она сказала мне, чтобы я следовала за ней. Мы отправились вместе к выходу из здания и потом пошли в сторону верхнего лагеря. У меня екнуло: неужели? На следующем перекрестке Надежда повернула в сторону перехода. Теперь я уже совсем поверила, что она ведет меня к Эле, к кому же еще? Значит, Парджама сдержала свое обещание. А я уже перестала о ней думать. Вот так сюрприз.
Надежда открыла дверь перехода, и мы вошли в лазурный холл. Когда мы уселись на те же стулья, что и в прошлый раз, она мне сообщила:
– Малгеру вызвала тебя на даршан. Выброси все из головы и жди гонг в медитативном настрое.
Я была, конечно, разочарована, но одновременно и заинтригована. Малгеру! Вызвала меня! На даршан! Зачем?
Уж не обязана ли я этим сюрпризом Нюте? Я ведь спрашивала ее, как попасть на даршан к Малгеру. Неужели это сработало? Но почему вдруг сегодня? И почему мне Нюта ничего не сказала? Впрочем, вчера вечером мы не видели друг друга, потому что я пошла спать, когда моей соседки не было. А сегодня утром я проснулась до подъема и ушла из комнаты, когда Нюта еще спала.
Гонг раздался минут через десять. Надежда вскочила и открыла для меня дверь зала. Я вошла туда. Было так же полутемно, как при встрече с Федором. Но в этот раз кресло пустовало. Недолго думая, я опустилась на подушку, лежащую на полу напротив него, и стала ждать.