Я остался стоять на месте, до феечки оставалось всего пару шагов, но… Каленым железом в голове отпечатались слова друга. Я никогда не врал себе особенно в том, что касалось моих желаний. И начинать не собирался. Да, я хочу видеть ее в своей постели, но не смирную и покорную, а такую, какой уже привык видеть — дерзкую, ехидную, яркую. Да, я хочу понять, что скрывается за всеми этими тайнами и недомолвками, в которые она так тщательно кутается. Но хочу ли я этого настолько сильно, чтобы не обращать внимания на ее откровенно хамское и вызывающее поведение, на ее беспрекословное желание не подчиняться, на ее грубость? И снова ответ вышел положительным. Я улыбнулся, ну вот мы и определились с этим вопросом. Остался еще один… Я посмотрел в сторону Кэссиди, она поймала мой взгляд и, отсалютовав бокалом, ослепительно улыбнулась. Сама невинность. Интересно, насколько действительно она чиста и непорочна? Если хотя бы на одну сотую — можно считать ее подарком небес.
— Фина Кэссиди, — я склонился над тонкими дрожащими пальчиками, — вы просто очаровательны. Смею ли я надеяться, на то, что вы не забыли про данное мне обещание? — девушка покраснела, но взгляда не отвела.
— Нет, Ваше Высочество, первый танец ваш по праву, — она присела в легком реверансе, и тут же зал наполнили звуки музыки.
Феечка танцевала легко и плавно, каждое движение, каждый шаг и наклон головы был грациозным, почти ленивым и элегантным, но при этом просто убийственно сдержанным и пристойным. Улыбка ни на миг не покидала ее, а в глазах светился почти детский восторг. Мы вели пустую ничего незначащую беседу, и мне было скучно почти до зубного скрежета. Вдруг младшая графиня подняла на меня серьезный взгляд и вздернула к верху очаровательный носик.
— Не сердитесь на Диану, — снова проявления сестринской любви?
— Я не сержусь.
— Сердитесь, это видно, — упрямо повторила фея.
— Знаете, я восхищаюсь вашей преданностью сестре.
— И совершенно напрасно, я просто… люблю ее, — последние слова прозвучали тихо, но достаточно твердо, чтобы поверить в них.
— Я ни в коем случае не хочу обидеть вас, но, мне кажется, вы тратите свои чувства впустую.
— Вы ошибаетесь, рано или поздно Диана если и не примет мою любовь, то хотя бы смирится с ней.
— И вам будет этого достаточно? Простого смирения? — я озадаченно разглядывал фею.
— Не знаю, — она чуть огорченно вздохнула и замолчала. Но через вдох подарила мне очередной упрямый взгляд. Я читал ее чувства, даже не напрягаясь. Смятение, уверенность, страх и надежда. Последняя эмоция была сильнее всех. Ярче. Горела сильно и ровно, словно огонек новенькой свечи. — Но я пока не хочу отступать.
— Почему? Вам ведь каждый раз больно от ее слов и поступков, так зачем вы мучаете себя? — силился я понять поведение младшей графини.
— Скажите, что вы думаете обо мне? — она подняла испытующий взгляд. Причем здесь это? Я задумался на вдох. Вот теперь аккуратно.
— Вы сильная, умная, мягкая, иногда немного наивная, — судя по взгляду Кэссиди, последняя характеристика ей мало понравилась. Женщины… — В хорошем смысле графиня, прошу, не обижайтесь. Я только хотел сказать, что вы необычайно светлое создание, — она почему-то лишь сильнее нахмурилась, и уголки губ нервно дернулись.
— Я не так наивна и не так чиста, как кажется Ваше Высочество. И поверьте, я вполне заслужила такое отношение к себе со стороны Дианы. Поэтому терплю. Это мое наказание и искупление, — она замолчала. Я склонил голову набок, внимательно разглядывая такое непривычно серьезно лицо.
— Ей не нужна ваша любовь Кэссиди, она вообще не нуждается в этом чувстве, — мягко, стараясь не обидеть, ответил я.
— Вы не правы. Каждый нуждается в любви, а Диана больше всех. — Я ничего не ответил, потому что не знал, что говорить… Да и что можно ответить на такое? Зачем разбивать стеклянный мир, в котором живет фея, зачем показывать туда дорогу тьме и ночи, зачем прожигать кислотой правды и без того хрупкие стены? Нет. Она очаровательна в своем незнании, прекрасна в своем заблуждении и так отважна в своем непонимании. И кто знает, но, может, она — любимица богов, и все останется так, как есть? Странно, но почему-то хотелось в это верить. Музыка кончилась и я, поцеловав ей руку, отпустил.