Восемь человек поместились в избушке с трудом, но никто не жаловался, сидели на полу и наслаждались теплом, щедро расточаемым бокастой печуркой.
Иван поманил Гордеева, оба вышли на крыльцо, и там он что-то рассказывал Георгию, водя руками, как ветряная мельница. Дорогу, наверное, показывал.
Лера посмотрела в окно на этих двоих, достала из рюкзака тёплую куртку и вышла, остальные на неё покосились и остались сидеть. Про дорогу слушать было неинтересно, и она занялась лыжами. Подержала в руках понравившуюся ей пару. Атомик. Лёгкие. Классные. А вторые – явно мужские.
– Это мадшус, норвежские, – подсказали из-за плеча.
– Виталик? Ты как здесь оказался?
– На таких Бьорндален катался, король биатлона, – Виталик проигнорировал вопрос.
– Почему катался? Он и сейчас катается.
– Ни фига. Откатался уже. В сорок четыре года проблемы с сердцем. Жаль, хороший парень. А ты спортсменка, что ли? Лыжница?
– Нет, просто люблю биатлон. Ты же знаешь, я на лыжах катаюсь хуже всех. Издеваешься?
– Нет, почему… – стушевался Виталик.
А он ничего, когда не врёт. Но с Иваном не сравнить: Виталя кряжистый, неказистый, и в глаза заглядывает, как собака. Дурацкая манера. А Иван высокий, цыганистый. И бородка а ля Д”Артаньян. И волосы красивые, волнистые. Только взгляд странный. Лера поёжилась.
Чьи-то руки взяли её за плечи, бесцеремонно повернули, и Лера уставилась на стоящего перед ней Ивана. Почему он так смотрит? Нравлюсь я ему, что ли… Но тогда смотрят совсем по-другому.
Иван опустился на корточки и уставился ей в глаза. Под его взглядом Лера поёжилась, под тёплой курткой по спине пробежали мурашки. Почему он так смотрит?
– Говоришь, кататься не умеешь? Так приезжай, я научу, – улыбнулся Иван. А у него хорошая улыбка.
– Холодно тебе? Так иди в дом. Ты зачем вышла-то?
– Я… лыжи посмотреть.
– Без лыж здесь не пройдёшь, декабрь толком не начался, а замело всё насмерть, видала? Метель стихает вроде. – Иван потянулся как зверь, всем телом. И ушёл в дом.
Когда группа вышла «на свежий воздух», глазам Гордеева со товарищи предстало интересное зрелище: Голубева с Виталиком сидели на санках у сарая (Виталик сказал, что санки называются тобагган, на горнолыжных курортах такие) и оживлённо беседовали непонятно о чём. Усиленные канты, прямая геометрия, жёсткость, арка прогиба, холодная структура, атомик рэдстер, мадшус, саломон…
Гордеев достал свисток и оглушительно свистнул. Оба вздрогнули, и непонимающе на него уставились.
– Ты прям как электричка на переезде… – изрекла Лера и капризно позвала: – Иван! Где мои лыжи?
Гордеев вздохнул с облегчением. Вот теперь она стала самой собой. Всё, можно ехать.
Через час они сидели вокруг костра, до которого дошли не плутая: Гордеев сориентировался и вывел группу к месту стоянки.
Всю обратную дорогу им было весело: вспоминали Лерин перепуг, канистру с глазами и человеческое ребро, оказавшееся телячьим.
От встречи с переселенцами у всех осталось тёплое чувство, хотелось их отблагодарить. Решено было купить несколько буханок хлеба, упаковку цейлонского чая и шоколадные конфеты. Гостинцы. Ну и крепление отдать.
Часть 10
Ой, Маричка, чичери
Буханкам Марита обрадовалась, отломила корочку, запричмокивала: ржаной хлеб в их доме редкость, магазин-то далеко, вот если бы машина была…
– На дом накопим, потом и на машину с тобой заработаем, – пообещал сестре Иван.
Они хваткие, эти молдаване, думала Надя. Муку купили оптом, в мешках, им на машине привезли, и сахар привезли, и крупу, летом ещё. Корпуса закрыты, и кухня тоже, но им мясорубку электрическую отдали, и кастрюли, и котлы. И генератор электрический. А зачем? Здесь же есть электричество, вон столбы стоят.
– Хозяин платить не хочет, вот и вырубил. И воду. Говорит, скажите спасибо, что вам здесь жить позволили, вас же никто не возьмёт никуда, без трудовых книжек и медкарты. А какие карты, детишек здесь нет, одни мы.
С Иваном все согласились: хозяин рвач, и платит копейки, и если бы не бойня, им пришлось бы туго. А так – Ивану мясом платят, требуху так вообще бесплатно отдают, бери сколько унесёшь. И деньгами платят.
Брат и сестра Мунтяну заработанные деньги не тратили, откладывали на дом, который Марита присмотрела в посёлке, и хозяин согласился подождать.
– Да что мы всё о жизни, ну её к богу, жизнь. Проживём. Дом купим, отстроимся, летом в гости приедете к нам. Чай мы не чужие теперь. А давайте я вам песен наших спою?
«Ой, Маричка, чиче́ри, чичери-чичери,
Расчеши мне куче́ри, кучери-кучери!
Я бы тоби чесала, чесала-чесала
Кабы мати не знала, не знала, не знала».
* * *
Гордеев тихонько вышел. Надел лыжи и подъехал к главному корпусу. Дверь оказалась запертой. Окно на первом этаже выбито, местные постарались, а Иван проглядел. Или вовсе не смотрел. Вон ещё окно разбитое. Что он заработает, если будет так «охранять» вверенную ему территорию…