Исчезнувшие близнецы

– Нет, не думаю. Но я не врач и не могу оценивать психическое состояние. А если эта часть истории действительно принадлежит другому человеку?

– А если и так?

– Этот последний разговор…

– Ага, я понял. Существует вероятность того, что дети Каролины могут быть историей, которую она где-то услышала, а не сама пережила?

– Мне не хочется так думать. Но такое возможно. И вполне вероятно. Может быть, в словах Артура есть толика правды. Боже, надеюсь, что нет, Лиам!

– Что плохого в том, чтобы выслушать историю Лены? Дать ей выговориться? Что плохого? Или ты сильно устаешь на работе? Она отнимает слишком много времени? Хочешь сократить ваше общение?

– Нет-нет, сейчас работы мало. И уж я точно могу найти время. Все дело в эмоциях, которые я в эти беседы вкладываю. Я боюсь горько разочароваться в конце пути. Не столько даже из-за нее, сколько из-за себя.

– А что заставляет тебя сомневаться?

– Она хочет рассказать мне о том, как стала связной, как начала доставлять секретные сообщения от разведчика под кличкой Арес, который был заключенным в Освенциме. И если само по себе это недостаточно странно, то она еще говорит, что этот разведчик – польский герой, который добровольно позволил бросить себя в Освенцим, чтобы организовать там Сопротивление и рассказать всему миру, что происходит в концлагере.

– Неужели такое не могло случиться?

– С Леной Шейнман? Человеком, не упомянутым ни в каких исторических источниках?

– Признаю, что вопрос спорный. Но и только-то. Спроси ее. Черт побери, ты же мастер перекрестного допроса! Ты же сама говорила: перекрестный допрос – квинтэссенция правды.

– Меня тревожат не только сомнения в роли Лены. Речь о том, как бы не купиться на эту шпионскую историю. Чтобы она да передавала союзникам донесения о газовых камерах? Я хочу сказать, что вся ситуация сомнительна. Почему союзники не разбомбили Освенцим или железную дорогу к нему, когда появилась такая возможность? Почему ничего не сделали, чтобы предотвратить массовые убийства? Уверена, что Лена, пережившая войну, задавалась этим вопросом всю жизнь.

Лиам кивнул:

– Как я понимаю из того немногого, что мне известно, Америка не знала о массовых казнях, которые проводились, до самого окончания войны, наверное, до 1944–1945 годов. Мне помнится фотография потрясенного генерала Эйзенхауэра в одном из отделений лагеря Бухенвальд. Он тогда приказал своим адъютантам фотографировать и снимать на кинопленку доказательства того, что лагеря смерти действительно существуют. Для тех, кто в будущем не поверит в это.

– Верно. А сейчас Лена рассказывает историю о польском патриоте, который намеренно засадил себя в Освенцим и тайком передавал оттуда дневники о массовых казнях Черчиллю и Рузвельту. И не в 1944 или 1945 году, а сравнительно рано, в начале войны. И вооруженные этими знаниями союзники палец о палец, черт побери, не ударили, чтобы остановить геноцид? На протяжении нескольких лет? А тут еще и Лена Шейнман оказывается в самой гуще событий. Она – Мата Хари, которая доставляет тайные донесения? Подобная самоуверенность не настораживает?

– Кэт, у тебя же есть инструменты…

– Знаю-знаю, перекрестный допрос – квинтэссенция правды. Но сделай мне одолжение, проведи одно из своих всемирно известных расследований. Посмотрим, удастся ли наткнуться на кого-то, кто бы походил на этого Ареса.

– Договорились.

Лиам снизил скорость и въехал на парковку больницы Нортвестерн-Мемориал.

– Давай посмотрим, смогут ли аппараты УЗИ сделать хороший глянцевый снимок самого красивого в мире будущего малыша.

– Лиам, меня еще кое-что тревожит, – призналась Кэтрин, выбираясь из машины.

– Что-то серьезное?

Она кивнула:

– У меня появились боли. Я не хочу, чтобы ты переживал, пока я буду у доктора.

– Боли? Какие боли? Где болит? Черт, Кэт, почему ты молчала? Когда начало болеть?

– Пару дней назад. Уверена, в этом нет ничего страшного. Чуть-чуть побаливает. Боль приходит и уходит. Я решила, что раз у нас все равно запланирован визит к врачу, я потерплю и все ему расскажу.

– Почему ты терпела? Где болит?

– Пусть врачи ставят диагноз. И еще кое-что.

– Еще кое-что?!

– Мне нужна одежда для беременных. Придется пройтись по магазинам.

Глава девятнадцатая

– Сегодня вы выглядите напряженной, – сказала Лена.

– Спина немного болит. И голова. Врач говорит, что это может быть воспаление мочевого пузыря. Будет наблюдать за моим состоянием. Спасибо, что поинтересовались. – Кэтрин достала свои записи из папки. – Во время последней встречи мы говорили о вашей встрече с Давидом и Яном. Они рассказали о неизвестном польском патриоте, который знал о массовом уничтожении людей в Освенциме за несколько лет до того, как об этом услышал весь мир, – он добровольно позволил немцам себя арестовать и отослать в концлагерь, чтобы иметь возможность все это документировать.

Лена недоверчиво смотрела на Кэтрин.

– Я излагала не совсем так. По всей видимости, у вас зародились сомнения.

– Лена, я уверена, что отдельные части своей истории вы придумываете. Возможно, делаете это ненамеренно…