– Хорош трепаться. Заходи, – он, наконец, закончил возиться с замком и шагнул внутрь. Я – следом. Капитан снял бушлат, небрежно бросил его на старый диван и прошел за стол. Я раздеваться не стал, но тоже уселся. На стул перед столом. Вынув бланк протокола, мент положил его перед собой, хрустнул пальцами и удовлетворенно сказал: – Итак, начнем.
Я пожал плечами. Пусть начинает. Мне-то что? Мое дело маленькое, спросит – отвечу. Только чего он, интересно, рассчитывает от меня добиться, если я не знал ничего, кроме того факта, что «Колизею» – кирдык?
Капитан между тем написал на листке заглавие и поднял взгляд.
– Имя, фамилия?
Я слегка напряг память и выдал все, что знал по существу заданного вопроса:
– Мешковский Михаил Семенович. Тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения. Дата рождения – второе ноября. Место рождения – местный. Не женат. Бездетен. Принципиальный сирота. Образование среднее. Профессия – таксист. Армейская специальность – чернорабочий. Старший сержант запаса. Русский. Не судим. Беспартийный. Родственников за границей…
Капитан во время моей речи все ниже и ниже пригибал голову к столешнице, словно под артобстрелом. Наконец не выдержал и треснул кулаком по столу:
– Закрой фонтан! – я послушно заткнулся, и он с облегчением выдохнул. – Я давно записал все, что нужно, а ты продолжаешь трещать. Не делай так больше. На нервы действует.
– Хорошо, – легко согласился я. – Не буду.
– Расскажи, что ты делал в момент взрыва. Где находился, с кем разговаривал. Точка отсчета – восемь ноль-ноль.
– В таксопарке я был. В восемь ноль-ноль сдал машину под роспись, потом стоял у окна и барабанил пальцами по стене. Как сейчас помню.
– Ты серьезно? – мент округлил глаза.
– Как математика, – кивнул я. – У нас пересменка в восемь ноль-ноль.
– То есть, в «Колизее» тебя не было?
– Никак нет. Так точно.
– А какого черта ты здесь сидишь и время мое отнимаешь? Кто тебя сюда звал?! – в голосе капитана явственно прорезалось желание убить меня, и я поспешил ответить:
– Ну, звали, не звали, а силком затащили. Я вашему воину честно объяснить пытался, что с меня по этому делу легче трусы через голову снять, чем показания. А он даже слушать не стал. Просто погрузил в машину и привез сюда. Поэтому я и постарался, чтобы меня первым допросили. Отпусти меня, а? Я домой хочу.
– Я этого Коломийца, – капитан медленно, но внушительно смял протокол и метким броском отправил его в урну, стоявшую, правда, сразу по правую сторону стола, – по стене размажу. И соскабливать запрещу! Пошел вон отсюда. И позови мне следующего.
Довольный до соплей, я вышел в коридор, который был уже до отказа забит гражданами свидетелями и потерпевшими и, игнорируя многочисленные вопросительные взгляды, остановился перед Лорочкой, обронив:
– Следующий.
Лорочка поднялась и несмело вошла в кабинет.
– Что там? – спросил меня кто-то особо любопытный.
– Вопросы, – небрежно отозвался я. – География, биография. Потом выгоняют.
Засунул руки в карманы и пошел прочь. Дожидаться Лору на глазах у всех было глупо. Зачем подставляться? У господина Ломанова наверняка здесь прорва знакомых. Донесут, а ему потом тоже тесного общения со мной захочется. Только не как Лоре, а на предмет голову открутить. По часовой стрелке. Или против нее. Ему, Ломанову, будет без разницы. А мне будет больно. Это, поверьте, лишнее. Лучше подождать снаружи. А заодно и покурить.
Глава 5
В благодарность за свое быстрое освобождение Лорочка затащила меня в какую-то захолустную забегаловку на окраине города, о которой я даже слыхом не слыхивал – хотя, как таксист, знаю множество подобных заведений. Впрочем, если по совести, изнутри кабачок был не так уж плох. Просто место расположения подкачало. А в остальном – маленький уютный зальчик на восемь столов, негромкая музыка и уютный полумрак производили весьма приятное впечатление.
Мы уселись в самом укромном уголке, и госпожа Ломанова принялась гвардейскими темпами накачивать меня коньяком. Сама если и отставала, то не сильно. Пару раз мы выходили с ней обжиматься-целоваться в мужской туалет, еще раза три – в женский. Но до более тесного общения дело не дошло, потому что ей так и не удалось перебороть стеснительность. Что касается меня, то я готов был начать делать вещи хоть на стойке бара – от близости Лорочкиного тела гормон играл и сердце пело. Это не стих, это проза жизни. О том, что с утра предстоит идти на работу, я как-то даже не вспоминал.
Часам к двум ночи персонал кабачка в количестве трех человек вышел попрощаться с нами. Ни мне, ни Лорочке уходить не хотелось, но они прощались так искренне, так настойчиво, что пришлось подчиниться. Лора отправилась в женскую комнату – типа, носик припудрить. А я, хоть и числился приглашенным, почему-то расплатился за посиделки.
Когда мы вышли на свежий воздух, во мне сидело куда больше бутылки. Если я еще и вязал какое-то лыко, то оно было явно не в строку.
– Куда поедем? – спросила Лора.
– А поехали ко мне, – предложил я. – У меня твоего мужа точно не нарисуется.
– У меня его тоже не нарисуется. Он же в больнице.