Исчезнувший

Загонять ее на ящик я не стал. Во-первых, был повыше, а, во-вторых, полагал, что мои пальцы, даже в нынешнем плачевном состоянии, будут половчее бомжихиных, страдающих от хронического похмельного мандража.

Труба, на которой я висел, оказалась достаточно тонкой. Даже удивительно, что она выдержала мои восемьдесят с большим лишком килограммов.

Но удивляться у меня времени не было. Выдержала – и выдержала. Значит, были на то причины. Мне труба была без надобности. Меня гипнотически влекло к веревке. Примерно с той же силой, как матрешку – ко мне.

Не без труда справившись с узлами, я спустился и как мог туго связал обоих ликвидаторов. Выпрямился и не без гордости оглядел дело рук своих.

– А теперь трахаться? – с надеждой спросила матрешка.

– Какая ты ненасытная! – я укоризненно покачал головой. – Все бы тебе трахаться да трахаться. Перерывы-то между трахом нужно делать?

Офигев от такого поворота, матрешка уставилась на меня вытаращенными глазами – чистый филин. А я жестом купца на рынке обвел лежащие тела щедрым взмахом руки:

– И, по совести, зачем тебе я? Меня били, меня пытали. Я умер и у меня сделалась импотенция. А вот – смотри какие мужчинки. Высший сорт, экспортное исполнение. К тому же, связанные. Сопротивляться не будут. А если будут – так еще интереснее. Берешь?

– Ты их мне оставляешь? – недоверчиво спросила она. Я кивнул. – Конечно, беру. А водка?

Наглая баба. Я бы даже сказал – беспредельщица. Я ей вместо себя одного целых двух трахалей оставляю, а она еще и водки требует.

Присев над телом длинного, я охлопал его карманы и вытащил пушку и аж два бумажника. Пушку я оставил себе, а один из бумажников протянул матрешке:

– Держи, ненасытная моя. Здесь не только на водку – даже на закуску хватит.

Второй бумажник изначально был моим – в нем даже документы на мое имя лежали, а потому я поместил его на полагающееся по закону место – во внутренний карман куртки. Матрешка же внимательно изучила содержимое второго лопатника и недовольно заявила:

– А чего это ты их обшариваешь? Если ты их мне оставляешь, то я должна обшаривать.

– С какого это праздника? – удивился я, перебазируясь ко второму пленнику. – Это ко мне гости пришли. В конце концов, то, что тебе нужно, останется при них, – я хлопнул коротышку ладошкой в район паха, и тот заметно вздрогнул. Значит, пришел в себя, а делает вид, что все еще в отрубе. Нехорошо. Я вынул из его кармана ключ от машины и посоветовал: – Ты глаза-то открой. Нам поговорить нужно. И не претворяйся тряпочкой, а то я тебя еще раз по яйцам стукну.

Угроза возымела действие. В чем я, впрочем, с самого начала не сомневался – ведь в мире так мало мужиков, которым плевать на свои яйца.

– Так что ты узнал от Ленивого? – спросил я, пялясь в открывшиеся глаза.

– Ничего, – прохрипел коротышка. – Он мне ту же песню спел. Только у него глазки бегали, поэтому я ему уже не верю. Выберусь отсюда – он мне все выложит. Паяльник в очко засовывать не зря придумали.

Я поперхнулся. Радикальный товарищ, ничего не скажешь. Бедный, бедный Ленивый. Впрочем – чего я так распереживался? По всему выходило, что я до него первым доберусь. Вытяну нужную информацию – и пусть коротышка развлекается с ним, как хочет. Хоть паяльником, хоть, натурально, лампой Аладдина. Мне будет уже все равно. Но слегка урезонить тело у моих ног все же не мешало.

– Если выберешься. Если тебя вот эта баба не затрахает в бычью шкурку.

Он посмотрел на матрешку и тоже поперхнулся. Один-один.

– А куда делся мой кореш, с которым мы к «Колизею» разбираться ездили, Ленивый не сказал? Ведь это он его спрятал куда-то, однозначно.

– Нет, не сказал, – в голосе коротышки уже не было визгливых ноток. Одна сплошная безнадега. – Да мы и не спрашивали.

– Ясно, – я не стал упорствовать. А зачем? Четыре Глаза был им изначально неинтересен. Их интересовал я – как предполагаемый виновник разрушения «Колизея» и потенциальный многомиллионный должник. – Меня, получается, Лора вломила? – Он кивнул, и я кивнул в ответ. Молодец баба. Развела, как ребенка. – Машину у входа оставили? – Он снова кивнул, и я поднялся.

Разговор, а с ним и ночное приключение, закончился. Большего, чем уже узнал, я из пленников выжать не сумею. И, подобрав с пола фонарик, который, падая, выронил коротышка, я махнул матрешке рукой:

– Они твои.

Покидая каморку, я услышал звук расстегиваемой ширинки и полный отчаянья стон коротышки.

Глава 6

Долго ли, коротко, а я еще и на смену вышел. Неожиданные, как метеоризм, ночные кошмары, не остановили меня. Правда, вид я имел довольно потрепанный, так что медсестра Шурочка, осматривавшая (якобы) нашего брата перед выходом на линию, участливо поинтересовалась:

– Что-то ты, Мишок, неважно выглядишь. Не заболел? И перегарчиком, кажется, попахивает…

– Месячные, – буркнул я. – Целый месяц уже маюсь. А перегарчик – он от валерьянки. Литрами пью, не поверишь. Как вы, бабы, с этим живете?

– Дурак, – сообщила она, даже не покраснев. – У нас это длится поменьше и происходит иначе. В школе учиться надо было.

– Не хочу учиться. На трассу хочу. Выпустишь?

– А ты сможешь?