Исчезнувший

Я с интересом посмотрел на него. Явно что-то придумал. И, похоже, нечто более конструктивное, чем я. Он, конечно, прибалт и по жизни никуда не торопится, но порой в его литовской башке случаются озарения. Хотя по каким поводам — я даже не пытался отгадать. Безнадежное это занятие.

— Хотите на взрыв посмотреть? — бомбила сделал вид, что умнее меня и причины, двигавшие Яном, понял.

— Да, — сказал Ян, но в подробности вдаваться не стал. А я стал:

— Хоть будет, что детям рассказать. А то нарожаю, они вырастут, с вопросами приставать станут. А мне их порадовать нечем будет. Придется Пушкиным радовать.

— А чем тебе Пушкин не нравится? — Ян искоса посмотрел на меня.

— А чего хорошего, что я на нем вырос? Видишь, какой охламон получился.

— Не, все правильно, пацаны, — снова вклинился в нашу интеллектуальную беседу бомбила. — Посмотреть надо. Там зрелище — чистый стриптиз. Я тоже еще разок полюбуюсь.

— В каком смысле стриптиз? — не понял я. — Кругом титьки голые валяются?

— Не, — хохотнул он. — Титьки были, когда летом в Советском районе в женской бане котел рванул. Хорошо, не задело никого.

Дядька был назойлив и глуп, как комар. Все равно по башке дадут, но пожужжать надо. Потому что — смысл жизни.

Я не стал бить его по башке. Я бы с большим удовольствием запихал ему в рот нечто вроде кляпа, но под рукой ничего подходящего не было, а рвать на затычки куртку не хотелось.

Впрочем, мучения скоро закончились. Я протянул бомбиле, как и обещал, второй червонец и, пока он снова не начал нести какую-нибудь чушь в качестве благодарности, мы убежали от него.

«Скорых» у «Колизея» действительно уже не было. А вот три пожарные машины все так же плевались пеной в скелет разрушенного клуба. Зачем — не знаю, он, кажется, уже не горел и даже не тлел. Но больше всего здесь было милицейских машин — их экипажам в ближайшее время безделье не грозило.

Ян кивнул в сторону довольно большой группы, кучковавшейся у ментовского микроавтобуса, и скомандовал:

— Давай туда. Разделимся и поспрашиваем про Ленивого.

— Давай, — кивнул я. — Как амебки — разделимся и поспрашиваем.

Литовец махнул на меня рукой и ушел с умным видом. Которого, между прочим, мог и не принимать — мысль, до которой он додумался, была не самая гениальная. Я бы тоже такую придумал, если бы постарался.

Группа, на которую натравил меня Литовец, состояла человек из пятнадцати. Мерзли в ожидании своей участи, окруженные четырьмя ментами. Кто в верхней одежде, а кто и без оной — видимо, пожарные поспособствовали, залив гардеробную. Этим, облаченным в совсем не жаркие костюмчики, было хреново, но безжалостные менты никого не отпускали. У ментов была конкретная цель — отбуксировать всех свидетелей в отделение и провести дознание. А если кто-то при этом будет испытывать неудобства — это уже не есть проблемы ментов. Не фиг было становиться свидетелем подобных безобразий.

Впрочем, одетые не по-зимнему товарищи меня занимали мало. Потому что чисто инстинктивно я уже выбрал жертву. Которая тоже была одета не вполне по-зимнему. Но и не вполне наоборот — все-таки, норковое манто, пусть и длиной всего по задницу, наличествовало. И еще пара темных колгот. Что до остальных предметов туалета, то я затруднялся сказать что-либо о них. Ни намека на блузку под манто, ни даже видимости юбки снизу. На голове — копна ничем не прикрытых соломенно-желтых волос. Короче, секс-символ в натуральную величину.

Стояла с краю группы, сжимая в руках малюсенькую сумочку и, казалось, не замечала ни мороза, ни суеты вокруг. Проще говоря, не залюбоваться было невозможно. Я и залюбовался. Зажмурился и представил ее ноги на своих плечах. Картинка смотрелась. Правда, секс-символ даже в мечтах не пожелала расставаться с манто, но это ничего. Манто я готов был как-нибудь пережить.

Каким-то образом она почувствовала, какой похабщины я себе нафантазировал, обернулась и смерила меня взглядом принцессы, у которой сперли горошину. Причем, предполагалось, что это моя проделка. Стоять дальше в стороне было глупо. Я закурил и подошел к ней:

— Огоньку не найдется?

— Какого огоньку? — она удивленно посмотрела на тлеющий кончик моей сигареты.

— О, пардон, — извинился я. — С памятью проблемы. — Хотел соврать еще какую-нибудь глупость, но ничего не придумал и сразу перешел к делу. — А правду мне сказали, что Ленивому — хана?

— Кто сказал? — еще больше удивилась она. — Живой Сашка. Только на него пальма упала, руку сломала. В больницу увезли.

— Обманули, ненатуралы, — огорчился я. Она тоже вынула из сумочки сигарету, прикурила. Потом подозрительно осмотрела меня с ног до головы и, выдохнув дым мне в лицо, спросила:

— А ты кто такой?

— Я Мишка. Мишка Мешковский. Для друзей и близких — просто Мишок, — сказал я и ответно пустил струю дыма ей в лицо. А чего? Она первая начала.

Блондинка отшатнулась и пару раз махнула перед лицом ладошкой. Дым разгоняла. Добилась в этом определенных успехов и зло поинтересовалась:

— Тебе не говорили, что ты можешь на неприятности нарваться?