Исчезнувший аптекарь

Странная лестница с зигзагом. Смешать.

Круг с горизонтальной линией посередине. Соль.

Вода, смешать, соль…

– Имеется в виду солёная вода? – спросил Том.

– Думаю, да, – ответил я. – Воздух сверху, ртуть слева, солёная вода справа.

Мы подготовили вещества. В один стакан я налил воды до метки и положил туда ложку соли. Потом размешал мутную белую жидкость. Второй стакан, наполненный ртутью, взял Том.

Мы встали перед драконом. Я кивнул Тому.

Он медленно влил ртуть, и снова послышался слабый щелчок.

Я опустошил стакан с солёной водой и услышал, как она заплескалась внутри.

Ничего не произошло.

– А мы…

Клац!

Стена утратила монолитность. Внутри рамки-Уробороса появился шов. Факел замерцал, когда нас обдуло холодным ветром, шелестящим в ушах, словно чьё-то тихое дыхание.

Роспись раскрылась. Архангел Михаил поманил нас.

Я вошёл внутрь.

За тайной дверью оказался ещё один широкий проход. Здесь не было ни ниш в стенах, ни древних костей – только твёрдый камень. Коридор протягивался на двадцать футов и заканчивался деревянной дверью.

– Смотри, – сказал Том.

Он разглядывал заднюю часть фрески. Здесь было стекло, и мы видели механизм внутри, устроенный так же, как и в моём кубике-головоломке. Справа ртуть удерживала рычаг, прикреплённый к замку сбоку. На вершине, куда мы не поместили ничего, кроме воздуха, был ещё один рычаг. Если бы в отверстие что-то налили или насыпали, оно сдвинуло бы противовес и замок остался закрытым.

Но самым удивительным оказался третий замок. Солёная вода попала в глиняный сосуд. Над ним, между двумя металлическими зубцами, потрескивали искры, – ярче, чем от огнива. Они выглядели как крошечные молнии и издавали звук, напоминающий далёкий гром.

Том перекрестился.

– Господи, помилуй! Что это?

Мы с изумлением взирали на сосуд, но через несколько секунд искры пропали. Вода просачивалась сквозь маленькие отверстия в дне сосуда и через медную трубку стекала в плоское корыто за дверью. По другой трубке текла ртуть, выливаясь в стеклянную банку рядом с корытом. Когда веса стало недостаточно, чтобы удерживать рычаги, они повернулись. Я испугался, что мы можем оказаться в ловушке за фреской, но тут увидел, что с этой стороны на двери есть ручка. Нам не понадобятся ингредиенты, когда придёт пора выйти наружу.

Мы двинулись к концу коридора. Здесь не было никакой головоломки – обычная деревянная дверь с простой железной защёлкой. Я открыл её. Факел осветил мастерскую, и у меня сжалось сердце.

Казалось, я снова вернулся домой.

В углу стояла печь – точно такая же, как наша. Огромная железная луковица, возле которой лежала поленница дров и куча угля. Дымоход уходил в каменный потолок. Напротив печи размещался перегонный куб; падали капли, попадая в огромный мерный стакан под ним. На столах стояли сосуды с заготовками для лекарств. На стенах висели полки, забитые книгами, бумагами и свитками. Возле перегонного куба, в большом каменном сосуде, был устроен ледник, а рядом с ним, на высоком табурете, тикали часы с маятником. Я прижал руки к груди. Меня не покидало чувство, что учитель где-то рядом.

Не всё напоминало нашу собственную мастерскую. Здесь в каждой стене были дверные проёмы, ведущие в кладовые. Слева и справа хранились ингредиенты. А комнату напротив входа со своего места я увидеть не мог.

– Что это? – спросил Том.

Позади нас к каменной стене были прикреплены доски с вбитыми в них гвоздями. С гвоздей свисали листы бумаги, испещренные надписями, символами и схемами. Большинство листов перечёркивала жирная косая черта.

– Неудачные эксперименты, – объяснил я. – Новые рецепты. Косая черта означает, что они не сработали.

Большинство записей были сделаны рукой мастера Бенедикта, но не все. Я узнал твёрдый и вычурный почерк Хью. Были и другие почерки, не знакомые мне. Как минимум ещё три разных автора.

– Это их секретная лаборатория, – сказал я. – Вот куда мастер Бенедикт ходил по ночам.

Под прибитой к камню доской лежало ещё больше бумаг. Целые стопки листов – их, должно быть, были тут тысячи. В ближайшей стопке, как и на доске, листы были исписаны рукой мастера Бенедикта. Но затем я увидел и другие почерки; эти бумаги казались более старыми, ломкими. Я потерял счёт авторам. В лаборатории работали годами, десятилетиями. А может статься – веками.

– Кристофер…

Том подошёл к комнате напротив входа. Там на каменном полу темнели коричневатые полосы. Рядом стояло ведро с тряпками, тоже перепачканными чем-то бурым.

Кровь. Засохшая кровь. И её много.

В проёме открытой двери было видно, что стены комнаты обуглены и покрыты слоем сажи. Кое-где на них виднелись щербины, слово кто-то выбил куски камня. В центре стоял кованый железный стол, а на нём – массивный стеклянный мерный стакан с широким горлом, заткнутым пробкой. Стакан на три четверти был наполнен желтоватой жидкостью.

Я взял кувшин. Жижа лениво заплескалась внутри. Судя по всему, она была вязкой.

– Что это такое? – спросил Том.

Я покачал головой.

– Не знаю.

Он пронаблюдал, как я наклонил стакан, и жидкость неторопливо потекла по стенке.

– Похоже на масло.