Исчезнувший фрегат

В ее голосе послышался легкий акцент, но не шотландский, и, хотя светлые волосы делали ее похожей на скандинавов, она была слишком миниатюрной, да и крашеной, вообще-то. Угадать ее происхождение не получалось, и я стал раздумывать об их истинных взаимоотношениях. Та непринужденность в их общении наводила на мысль о давней близости, по крайней мере тайной, и, когда мы вошли в салон самолета, мое место оказалось у прохода, от них меня отделяли два ряда кресел.

То же было и в Мадриде. Я не знаю, куда они уходили, но в отеле при аэропорте я остался один.

— Встретимся завтра на борту. Вылет в четырнадцать тридцать. «Иберия Эйрлайнз».

И с улыбками они оба растворились в толпе, направляясь к выходу. У меня сложилось впечатление, что он избегал оставаться со мной наедине, даже на минуту. Или же они хотели побыть вдвоем в последнюю ночь перед тем, как он отправится в Антарктику?

Сидя в одиночестве в баре отеля с бокалом испанского бренди «Фундадор», я чувствовал себя в состоянии неопределенного ожидания каких-то надвигающихся событий, и меня охватывало ощущение нереальности происходящего. Я взглянул на выданный мне билет — Мадрид, Мехико, Лима, Сантьяго, Пунта-Аренас. А что потом?..

Я заказал еще бренди, и это, похоже, возымело действие — ночью я спал крепко. А утром, когда я пришел в аэропорт, они уже были там.

— Послушайте, мне нужно поговорить с вами до вылета.

Это был мой последний шанс. Я не смог бы оплатить дорогу назад из Мехико, а тем более из Пунта-Аренас.

— Несколько вопросов.

— Позже. Я же вам говорил. Когда взлетим.

— Нет, сейчас.

Он замотал головой, а когда я стал упорствовать, он вдруг наклонился ко мне с жестким выражением лица.

— Позже, я сказал. Мы поговорим об этом позже. Когда будем в воздухе.

Уорд был так близко от меня, что я уловил застарелый запах его пота. Явно у него была бурная ночь, и, когда он отвернулся от меня к своей подруге, я схватил его за руку, внезапно решившись.

— Я не сяду на самолет, если вы мне не скажете, откуда у вас эти деньги и почему вы так торопитесь.

Я ухватился за его увечную руку, и его спрятанная в рукаве лапа сдавила мои пальцы, когда он обернулся ко мне.

— Ваш багаж уже в самолете.

— Мне плевать.

Наконец непреклонность, звучащая в моем голосе, стала ему очевидна.

— Ладно. Я тороплюсь, потому что обеспокоен безопасностью Айрис Сандерби.

Я потрясенно на него уставился.

— Что, черт возьми, вы такое говорите? Она мертва.

— Как раз наоборот, она звонила мне из Хитроу перед тем, как сесть на самолет.

— Какой самолет? Когда?

— Вечером прошлого четверга.

Вечером в четверг, а ее тело вытащили из дока в среду утром!

— Вы говорите, она садилась на самолет?

Он утвердительно кивнул.

— Куда она летела?

— В Лиму.

Айрис Сандерби. Живая! Я не мог в это поверить.

— Идемте, — сказал он, подняв взгляд на табло, где напротив нашего рейса мигали зеленые огоньки. — Нам пора. Я позже объясню.

Он снова обернулся к Кёрсти Фрейзер, давая ей какие-то поспешные инструкции относительно некоего Фердинандо Беранди, потом, склонившись, поцеловал ее.

— Береги себя.

И она, цок-цок-цок, поцокала прочь на своих непомерно высоких каблуках.

— Когда она закончит здесь все дела, — сказал Уорд, — она отправится в Неаполь.

— Зачем?

Он глядел ей вслед, но она не оглянулась.

— При чем тут Неаполь?

Резко обернувшись, он взглянул на меня сверху вниз, как будто не зная, как мне ответить.

— Каморра, — наконец произнес он. — Мне нужно кое-что выяснить, а у нее там есть связи. Кёрсти хорошо знает Неаполь.

— Но ведь каморра — это неаполитанская мафия, разве нет?

— Да.

В его взгляде на меня явно читалось нежелание отвечать на дальнейшие расспросы.

— Не понимаю, — продолжил я. — Вы говорили, что она ваша секретарша, то есть, надо полагать, она едет в Неаполь по вашим делам?

— Говорю же вам, мне нужны ответы на пару-тройку вопросов.

— И она их сможет для вас получить? Каким образом?

Его губы дернулись, в глазах промелькнула веселость.

— Вы плохо знаете девушек вроде Кёрсти.

— Но при чем тут каморра? — настаивал я.

— Потому что многие из них уехали из Неаполя. Помните об этом, когда мы приедем в Аргентину, — прибавил он, поясняя свою мысль. — В начале века страну наводнили толпы иммигрантов, и около трех миллионов из них были итальянцы, в основном с юга страны. Надутые балаболы.

В его голосе послышалось презрение.

— Это бахвальство. Бахвальство заставило Муссолини сунуться в Африку. Из-за него аргентинцы полезли на Мальвинские острова[40]. Галтьери[41] так просто раздувало от бахвальства.

Прозвучало очередное, последнее объявление о посадке, и он резко развернулся.

— Идемте. Нужно поторапливаться на этот чертов самолет.

В его голосе прозвучали нотки неудовольствия, как будто он приступал к делу, которое ему было не вполне по душе. Подхватив сумку, он кивнул мне и пошел на посадку. Я последовал за ним. Теперь он был настолько поглощен собственными мыслями, что пытаться расспрашивать его дальше не было никакого смысла.