Исчезнувший поезд

От автора: Напомню, что в семидесятых годах в Советском Союзе действовал фактический тотальный запрет на любую информацию о количестве жертв авиационных катастроф. Сам факт гибели авиалайнеров с грехом пополам вынуждены были признавать, особенно, если на борту пребывали известные люди или катастрофу видело большое количество свидетелей. Но вот что касается точной цифры погибших, – такое не публиковалось.

Алексей Сирота:

Мой друг Борис, как настоящий врач, быстро взял себя в руки:

– Ты хочешь сказать, что «металлист» с улицы Лагерной в свое время исчез не в гордом одиночестве?

– Похоже на то. Его беда состояла в том, что только он один и вернулся. Именно это, как мне кажется, стало причиной его повторной смерти.

– Полагаешь, его убили из идеологических соображений?

– То есть?

– Научный коммунизм отрицает воскрешение из мертвых. А он взял – и воскрес. Дурило!

– Я знаю только одно: что я ничего не знаю.

– Сам придумал?

– Нет, Сократ.

– Тогда на всякий случай перечитай его биографию. Возможно, подскажет, что делать, чтобы закончить жизнь не так, как он.

– Спасибо, доктор, за добрые пожелания. Особенно, если учесть, что эту свинью в виде ударника коммунистического труда, члена партии и образцового отца двух детей подложил мне именно ты. «Сел в метро, задремал, услышал, выскочил…» А вокруг приволжские степи и станция «Максим Горький». А вдоль дороги санитары с носилками стоят. И тишина… А кстати, о санитарах с носилками. Там у твоего Лема нигде не сказано, почему нас, ментов, легавыми дразнят?

– Попадалось, только не у Лема. Где-то читал, что лет сто назад в русской полиции был немецкий консультант по фамилии Стиблер, что по-нашему значит – собака легавой породы. Наверное, кто-то из блатных докопался – вот оно и пошло. А кстати, нас они как дразнят?

– Спецами по пятому номеру.

– Тоже красиво… Так что же будем делать?

– Уважаемый доктор, на этот вопрос не сподобились дать ответ ни Н. Г. Чернышевский, ни его пламенный обожатель В. И. Ульянов, а ты требуешь, чтобы это сделал скромный советский милиционер. Пусть даже и с высшим философским образованием. Что делать, говоришь? Тебе – читать Станислава Лема в оригинале. А мне – хорошенько посматривать по сторонам.

А мысленно я добавил: и не спешить ломиться в любую дверь, даже если на ней написано: «Вход». И, прежде всего, минным полем для меня стали отныне паспортные отделы. Скажу тебе, любопытнейшая служба! Официально вроде бы входит в состав нашего министерства. А попробуй туда только сунуться – и сразу кое-что поймешь. Если ты, конечно, не слепой.

Даже полковники с улицы Богомольца не имеют привычки смотреть на простых людей с такого высока, как это позволяют себе соплячки-регистраторши из паспортных столов. Еще бы! Ведь их услугами пользуется не только милиция… официально. А куда от них неофициальная информация поступает – лучше над этим не задумываться.

Во всяком случае, я умолял судьбу, чтобы наша паспортная начальница забыла о том, что я вообще к ней на днях заявлялся. В крайнем случае, можно будет сослаться на недобросовестного информатора. Но идти туда во второй раз – себе дороже. Что остается? Место работы. Можно попытаться прогуляться на тот секретный завод, в котором есть совершенно несекретный (до определенных границ) отдел кадров, и сочинить там сказочку о каком-то однофамильце, который якобы разыскивает своего брата, потерявшегося в тяжелые годы Великой Отечественной войны. Незамысловато, но правдоподобно. Тем более, что телевидение накануне крутило старый «переживательный» фильм с актером Санаевым в роли пожилого майора милиции, который нашел молоденькому солдатику потерянных родителей. Кино как раз того сорта, что вызывает потоки слез умиления у старых дев, кадровичек и заводской лимиты.

Хотя адрес секретного объекта, на котором работал мой ударник, ни в одном справочнике не значился, как минимум половина Киева знала, где он находится. А каждый третий, наверняка, догадывался, что там не «друшляки» штампуют. Оборонный объект удачно замаскировался в тихом переулке метрах в четырехстах от Брест-Литовского проспекта. Отдел кадров и общественные организации расположились со всеми удобствами в трехэтажном домике напротив проходной, поэтому проблема пропуска сразу отпала.

Я показал суровой недокрашенной даме свое удостоверение и произнес, стараясь имитировать интонации актера Санаева:

– Убедительно прошу…

Мадам даже не заглядывала в картотеки или шкафы с личными делами: