Шли века, а некоронованные короли Самавии продолжали жить в изгнании, часто зарабатывая себе на хлеб собственными руками, но никогда не забывая, что они и их потомки должны быть всегда готовыми выполнить свой долг перед своей многострадальной Родиной. Один из завершающих эпизодов этой истории - совершенно невероятное путешествие двух мальчиков.Хотя, когда речь заходит о том, как два мальчика стали Носителями Знака, рассказ напоминает легенду, а не быль. А ведь они пронеслись, как две песчинки, по всей Европе и зажгли лампу, пламя которой осветило всю страну, и тысячи самавийцев, охваченные пламенем восстания, смели Яровича и Марановича прочь и навсегда и с жаркими слезами на глазах славили Бога, который вернул им их Исчезнувшего Принца. Его имя прозвучало, как боевой клич, положивший конец всем битвам. И мечи выпали из рук, потому что они стали ненужны. Ярович бежал в ужасе и страхе. Маранович исчез с лица земли. В предутренний час, как восклицали мальчишки-газетчики, были подняты штандарты Айвора, и они развевались и на дворце, и на старой крепости. С гор, из лесов и долин, из городов и сел его сторонники стекались в столицу, чтобы присягнуть Айвору на верность. Разрозненные и разбитые отряды бывшей армии медленно шли по дорогам, чтобы вместе со всеми жителями страны преклонить перед Айвором колена. Шли дети и женщины, они плакали от радости и пели хвалебные гимны. Державы благосклонно протянули руку помощи поверженной и забытой стране. Поезда, нагруженные продовольствием и другими необходимыми товарами, начали пересекать границы Самавии, ей помогали другие народы. Но самой невероятной была история коронации короля. Толпы восторженных, изголодавшихся, ослабевших от ран людей падали к его ногам и умоляли, во имя спасения и возрождения страны, чтобы он позволил возложить на него корону на высоком алтаре полусожженного собора.
«История коронации в полуразрушенном соборе, чья крыша разнесена в щепы при бомбардировке, — сообщала влиятельная лондонская газета, — воспринимается, как живописная средневековая легенда. Но в самавийском национальном характере еще сохранилось нечто средневековое».