Все, чему когда-то научился Марко, все, что он цепко держал в своей натренированной памяти, все разом вспыхнуло в мозгу. Рядом с ним была красивая леди, о которой он не знал ничего, кроме того, что она вывихнула ногу на улице, а он помог ей добраться до дому и находится сейчас в ее гостиной. Если обет молчания остается в силе, он не должен ни о чем узнавать, задавать вопросы и отвечать на них.
— Не думаю, что мой отец способен кого-нибудь забыть.
— Нет, конечно, я уверена, что неспособен, — тихо ответила женщина. — Он бывал в Самавии в последние три года?
Марко помолчал, потом ответил:
— Мне кажется, вы приняли меня за кого-то другого. Мой отец никогда не бывал в Самавии.
— Разве? Но ведь вы — Марко Лористан?
— Да, меня зовут так.
Внезапно незнакомка наклонилась вперед, и ее прекрасные темные миндалевидные глава загорелись.
— Тогда вы — самавиец и знаете о несчастьях, которые на нас обрушились. Всем известно, какие жестокость и варварство там сейчас царят. Сын вашего отца должен знать об этом!
— Об этом знают все, — возразил Марко.
— Но это же твоя страна, твоя родина! И кровь должна кипеть в твоих жилах!
Марко стоял совершенно неподвижно, не сводя с женщины взгляда, и он ясно говорил, кипит его кровь или нет, но мальчик молчал. Достаточно было и взгляда, а говорить он не желал.
— О чем только помышляет твой отец! Я тоже самавийка, но думаю о родине день и ночь. Какого он мнения о потомке Исчезнувшего Принца? Верит он, что тот действительно существует? — нетерпеливо вопрошала женщина.
А Марко лихорадочно старался понять, что происходит. Прекрасное лицо незнакомки пылало от волнения, ее мелодичный приятный голос дрожал. То, что она из Самавии и любит ее и так безудержно выражает свои чувства даже перед ним, мальчишкой, глубоко трогало Марко, но как бы это ни было трогательно, обета молчания еще никто не отменял.
— Возможно, это все легенда, о которой напечатано было в газете, — ответил он, — и отец говорит, что таким повествованиям не следует доверять. Если вы знакомы с моим отцом, то вам известно, что он очень спокойно к этому относится.
— И тебя он тоже научил ко всему относиться спокойно? — с драматическим пафосом воскликнула она. — Ты только юноша, но юношам не свойственно спокойствие. И женщинам тоже, когда у них от муки разрывается сердце. О, моя Самавия! Моя бедная маленькая страна! Моя храбрая, истерзанная родина! — И, внезапно разрыдавшись, она закрыла лицо руками.