Исэ моногатари

«„Как-нибудь все же…“
ты думаешь, верно.
Печально так это…
Не знаешь ты, значит,
что есть я — и нет.»

Так думала она. Кавалер же, не видясь с дамой, бродя вокруг, так пел:

«Без толку прихожу
сюда я… возвращаюсь…
Причина все одна:
влечет меня желанье
тебя увидеть!»

65

В давние времена у кавалера было в провинции Цу поместье, и он, с собою взяв и братьев, и друзей, по направлению к Нанива отправился. На взморье глядя, он увидел, что там суда и —

«Тебя, порт Нанива, сегодня
вижу я, и в каждой
из твоих трех бухт — ладьи…
Не те ль ладьи, что этот свет,
гнушаясь им, переплывают?»

Все в восторг пришли и домой возвратились.

66

В давние времена кавалер в феврале месяце отправился на прогулку в провинцию Идзуми, захватив с собою друзей. В провинции Коти увидели они гору Икома, облака на которой, то скопляясь, то рассеиваясь, вздымались неустанно. С утра облачно было, днем прояснилось. Снег ярко-белым покровом лежал на ветвях дерев. При виде этого один лишь изо всех тех путников сложил:

«И вчера, и сегодня
кружитесь вы, облака,
и скрываете все…
Видно, не по сердцу вам
леса из цветов».[85]

XI

67

В давние времена кавалер отправился в провинцию Исэ.

Когда он проходил по побережью Сумиёси, в селеньи Сумиёси, уезда Сумиёси провинции Цу, было так красиво, что он сошел с коня и шел пешком. Один из путников сказал, воспевая побережье у Сумиёси:

«Дикие гуси кричат,
Цветут хризантемы…
То — осень, и все же
весной среди всех берегов
Сумиёси прибрежье!»[86]

Так сложил он, и никто больше стихов не стал слагать.[87]

68

В давние времена жил кавалер. Кавалер этот отправился в провинцию Исэ в качестве «охотничьего посла».[88] Родительница принцессы-жрицы послала ей сказать:[89] «Встреть и принимай его заботливей, чем прочих послов». Так как были то слова родительницы, принцесса-жрица приняла его очень радушно. Утром она отпустила его на охоту, вечером поместила в своем дворце. Во время этих радушных забот они заговорили друг с другом. На вторую ночь кавалер стал уговаривать во что бы ни стало ночью им друг с другом повстречаться. И дама со своей стороны не была склонна к тому, чтобы с ним ни в коем случае не повидаться. Но так как глаз вокруг было очень много, свидеться с ним ей было трудно.

Ввиду того, что был он послом главным, она положила его спать невдалеке от себя. Ее покой был здесь поблизости, и дама, дав людям успокоиться, в четверть первую первого часа ночи отправилась к нему. Кавалер с своей стороны не спал, а лежал только, смотря по направлению ее покоев. И видит он при облачной луне тень человеческую: пред ним предстала она, в предшествии младого отрока. Кавалер в сильной радости ввел ее в свою спальню, и оставалась она у него с первой четверти первого часа до третьей четвертого, когда — не успев еще ни о чем с ним переговорить — она вернулась к себе. Кавалер в сильной печали не спал. Рано утром, хоть и был он в тоске, но посылать к ней от себя было неудобно, отчего в волнении он ждал вестей оттуда.[90] Вскоре после рассвета пришла весть от нее — без слов, одно стихотворение:

«Ты ль пришел?
Была ль я у тебя?
Не знаю, не ведаю я…
Был ли то сон, иль явь то была.
Спала ль я, иль была бодра?»

Кавалер, весь в слезах, сложил такое стихотворение:

«Я сам блуждаю
во мраке сердца,
обуянного тьмой!
И сон то был, иль явь —
узнаем ввечеру…»

Сложив так, он послал ей; сам же отправился на охоту. Хоть и бродил он по полям, сердце ж его было не здесь: он думал, что этой ночью, уложив всех спать, он поскорее с нею встретится. Однако правитель провинции той, бывший также и хранителем храмов Ицука, прослышав, что здесь есть охотничий посол, всю ночь с ним пропировал, так что тот совершенно не был в состоянии с ней встретиться. Когда же рассвело, ему предстояло перейти в провинцию Овари, отчего и кавалер, и дама проливали втайне от всех горькие слезы, но свидеться все ж не могли. Когда мало-помалу ночь рассвела, — на чарке, присланной от дамы, было написано стихотворение; взял он, взглянул — там было написано:

«Вот это — так река!
Что пеший путник перешел
и не замок…»

Конца ж не было. На другой стороне той же чарки углем от факела он приписал конец стихотворению:

«Но будет он опять заставу
на „склоне встреч“ — переходить».

69