Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ)

— Не поверишь, Казбек, но на нас хмыри какие-то напали, и не просто пса увели, но и отняли наши денежки!

— Вот так незадача, вот это не повезло! — искренне отозвался Жусип, думая, кто мог отбить у них Гастона. — А вы нашли тех негодяев?

— Нет, сами чудом уцелели. Они не стали убивать нас, только связали, да и бросили.

Под утро второго февраля преступник, ставший Пантелеем, уснул за столом, напившись до беспамятства, и видел во сне юг России, собственную ферму, красавицу-жену, жизнь в изобилии и спокойствии. Жусип бросил рядом несколько монет, кивнул хозяину кабачка, и вышел на свежий воздух. Еще не рассвело, но его глаза прекрасно видели в темноте, и он заметил, как от сплошного мрака отделилась фигура, направляясь к нему.

— Ну что? — спросил Бунин. — Выяснил? Сложностей не возникло?

— Да какие там сложности, этот дурак сам все растрепал!

Глава сорок девятая, рассказывающая о скитаниях с казахскими кочевниками

2 февраля 1831 года по Арагонскому календарю

Несколько лет назад Соланж Ганьон проснулась утром оттого, что шторы в ее комнате были неплотно задвинуты, и в маленький просвет попало солнце. Девушка разозлилась, выгнала из дома прислугу, и долго еще обсуждала сей инцидент под льстивые смешки подруг. Нынешняя Ланж проснулась в юрте, затерявшейся где-то в степях, и улыбнулась от мысли, что жизнь прекрасна. Да, она была в бегах, ее обвиняли в убийстве, на нее охотились церковники и мертвецы, и было непонятно, кто из них опасней, но она была свободна, полна надежд и жажды борьбы, и главным для нее сейчас было даже не восстановление собственного имени, а защита слабых, тех, кто мог пострадать, как и она.

После всего случившегося с ней в остроге она не озлобилась, и не мечтала вернуться в Париж, забыть Исеть, как страшный сон. Нет, теперь она отчетливо поняла, что всегда была права, отстаивая права женщин, боровшись с невежеством общества. Ее растоптали, но она продолжит сражаться с дикостью и гонениями, и первыми под раздачу попадут мертвецы. Хотят обидеть детей в Академии — пусть сначала избавятся от нее, потому что она не даст пострадать больше ни одному ребенку!

Почувствовав радость от поставленной цели, девушка вылезла из-под вороха меховых накидок, и обвела взглядом юрту. Ивана не было, видимо, еще не вернулся с очередной ночной вылазки, зато на столе лежал укрытый завтрак. Когда она окрепла, кочевники снялись со стоянки, и отправились подальше от Исети, что вызвало у нее протест, однако Бунин убедил в необходимости скрыться из виду.

— Нас разыскивают! — сказал он тогда. — Поэтому стоит убраться подальше от преследователей, составить план, и только тогда действовать. Лишь от нас зависит будущее этих земель, мы должны преуспеть с первой попытки, ибо второй враг нам не даст.

— А как же мой Гастон? — негодовала Ланж.

— Он жив, ты и сама это чувствуешь. Я найду его, обещаю.

Когда эмоции уступили место здравомыслию, девушка согласилась, но с тех пор не знала ни одного спокойного часа: она любила своего блохастого фамильяра особенно сильно, и лишиться его было равносильно расставанию с частью собственной души.

Пожелав мысленно доброго утра Гастону, где бы он ни был, девушка принялась завтракать, как в юрту ввалился Бунин, наскоро поздоровался с Соланж, устроился на своих подушках, и крепко заснул.

С тех пор, как они отправились кочевать, Данара придумала для них легенду, сносную и для собственного племени, и для чужаков. Так, Ланж оказалась замужем за Буниным, одевалась подобно казашкам, не покидала пределов стоянок, воспроизводя по памяти прочитанное в дневниках Анны, ну а сам Бунин великолепно вписался в новое общество, пропадая целыми днями в поисках Гастона. Жили они, соответственно, в одной юрте, но Иван сразу облюбовал гору подушек у очага, оставив кровать девушке, и по ночам обычно встречался с союзниками, а днем — отсыпался. Поэтому первоначальная неловкость быстро сошла на нет, разве что парижанка порой возмущалась, когда смешливые казашки спрашивали, когда они заведут детей.

Ближе к полудню Иван проснулся, и как заправский казах потребовал нести ему обед, усевшись у стола под шаныраком. Девушка подкатила глаза, но ситуация скорее забавляла ее, чем раздражала, так что совсем скоро Бунин приступил к трапезе.

— Чем порадуешь, муж мой, — насмешливо произнесла Ланж, усаживаясь рядом. — Надеюсь, вылазка была удачной?

Мужчина усмехнулся.

— Ох, душа моя, я все ноги истоптал, смертельно устал. А ты все попрекаешь, любопытство проявляешь.

— Ты мне зубы не заговаривай, любезный.

После всего пережитого они сочли допустимым опустить формальность в общении.

— Ланж, Ланж, Ланж, не торопи, лучше подай кумыс, пожалуйста.

— Ты мне Гастона сначала найди, и будет тебе кумыс.

— А я, может, нашел!

— Правда? — Ланж мигом посерьезнела.

— Ну, если не самого фамильяра, то зацепку.

И Бунин пересказал ей все, что удалось узнать у фальшивого Пантелея.

— Теперь все сходится, — тихо прошептала девушка, отойдя к кровати.