– Ты был беспощаден. Поднимал меня ночью и заставлял работать. Бегать заставлял, пока меня не стошнит. Бросать ножи до волдырей на руках. Бил, бил, бил, пока я не научилась блокировать удары.
Он становится серьезным:
– Помню. Наверняка ты меня за это ненавидела.
– Нет, такого не было.
– Я должен был, – говорит он. – Чтобы ты выжила. И ты выжила. Посмотри, какая ты сейчас сильная. Посмотри, какой ты стала.
И какой же я стала?
Калеб улыбается – и мне вопреки всему становится лучше. Становится стыдно, что я была такой дурой и сомневалась в нем, будто он меня отсюда не вытащит. Он сделал из меня ищейку. Он откуда угодно может меня вытащить.
И я улыбаюсь в ответ.
– Вот, теперь узнаю тебя. – Он выглядывает в окно, потом еще раз сжимает мне плечо и убирает руки. – Я пойду, пожалуй. Хочу первым попасть к Блэквеллу.
– Ладно, – говорю я, хотя мне невыносима мысль провести еще хоть минуту в этой камере. Смотрю на ведьму в углу. Она лежит неподвижно, глаза закрыты. Уж не умерла ли она?
– Я знаю, что это тяжело, но постарайся сохранять спокойствие, – говорит Калеб. – Убедить Блэквелла тебя выпустить – это может занять время, ты же знаешь, каким упрямым он бывает. Но что бы ты ни делала, не делай глупостей вроде попытки бежать. Только еще больше в беде увязнешь. Я вернусь сразу же, как смогу.
Я киваю.
– Приду за тобой, – повторяет он. – Обещаю.
И уходит.
Проходит день, потом второй. Третий.
Четвертый.
Ни посетителей, ни стражей – только те, что приходили унести мертвую ведьму из моей камеры. Она закоченела, остыла и стала вся синяя. Если мой счет верен, то я уже неделю в тюрьме, а значит – завтра снова воскресенье. Снова сожжение. Если Калеб не придет в ближайшее время, меня тоже сожгут. Стигма не защитит меня от превращения в груду пепла.
Я держу слово и бежать не пытаюсь – уж не знаю, хорошо ли это. Калеб сказал, что заберет меня, но мне кажется, что время истекает. У меня появляются сомнения относительно моей способности сбежать отсюда, даже если бы я решилась. Без еды я уже неделю. Вода, которую я умудряюсь достать, – от дождя, что хлещет мне в окно. И, будто этого недостаточно, у меня начинается жар. Руки отнимаются, болит горло. Болезнь. От этого тоже стигма защитить не может. За окном ровно льет дождь, пятый день без малейшего просвета. Ночью у меня начался кашель, сегодня по рукам и ногам побежала странная сыпь. Я надеюсь, это не потовая горячка – тогда мне не дожить до костра.
Я измотана, но спать не могу. Говорю себе: это из-за того, что я не хочу проспать приход Калеба, но на самом деле я просто боюсь. Потому что с каждой проносящейся минутой, когда движется к концу день и тени на полу камеры становятся длиннее, я чувствую, как надежда уступает место страху. Присутствие других заключенных не помогает. Из их камер доносятся звуки – стоны боли, тихий плач, бормотание молитв, иногда панический визг, и эти звуки меня угнетают. Даже если бы я не следила за временем, следят они. Они знают, что нас ждет.
Я скорчилась в углу камеры, подоткнув платье как можно выше, чтобы остудить тело. Меня заливает пот, да такой, что волосы промокли. Но непонятно: то ли от пота, то ли от льющего в окошко дождя. Холодная вода будто иголками жжет кожу, но приносит некоторое облегчение.
Наверное, я в какой-то момент уплыла, но меня пробуждают шаги в коридоре. Калеб! Наконец-то он за мной пришел!
Пытаюсь встать на колени, но меня скручивает очередной приступ кашля, валит на пол, я задыхаюсь. Шаги приближаются к моей камере и стихают.
– Калеб? – шепчу я, когда наконец перестаю кашлять.
– Боюсь, что нет, – отвечает голос, который я не могу узнать. Изо всех сил подтягиваюсь, чтобы сесть. От усилий дыхание становится тяжелым.
– Кто ты?
Какой у меня хриплый голос.
Вспыхивает огонечек. Передо мной человек, я никогда его не видела. Высокий, очень худой, в красной мантии, завязанной на поясе толстой черной веревкой. Черный плащ до пят. Волосы – смесь черных с седыми, как и остроконечная борода. Он пристально и с любопытством на меня смотрит, темные глаза внимательны, но не злы. Не охранник – это понятно. Не из людей короля – не видно королевской эмблемы. Одет как… почти как священник. Боже мой, священник! Пришел выполнить таинство, последний обряд. Значит, я слишком долго спала, значит, Калеб приходил и не добудился, ушел без меня… Но тут я вижу свет. Он исходит из руки незнакомца – одинокий язычок пламени прямо из кончика пальца. Человек сощелкивает огонек в воздух, тот повисает там крошечным трепещущим солнышком. Это колдун!
– Вон отсюда! – каркает мой хриплый голос.
Если Калеб увидит, что я беседую с колдуном, он будет в ярости.
– Я не причиню тебе вреда, – говорит он. – Я пришел тебе на помощь.
– Не нужна мне твоя помощь!
– Правда?
Сочувствие в его голосе меня бесит.
– Калеб! Калеб! – успеваю я крикнуть перед тем, как зайтись в новом приступе кашля.