Ищейка

Я замолкаю, поворачиваюсь. Все четверо смотрят на меня, и выражения их лиц – безмолвный хор ужаса и сочувствия.

– И ты все еще этого боишься? – спрашивает Файфер таким же тихим голосом.

– Не знаю. – Я закрываю глаза под их неотступными взглядами. – Я уже не знаю, чего я боюсь. Но и не понимаю, какая разница.

– Разница очень большая, – говорит она. – Потому что вдруг гробница не будет той же, что в прошлый раз? Или твой страх изменится? Совершенно непонятно, что ты там встретишь. Что, если пение теперь не поможет?

Я чувствую, как мои глаза делаются большими. Я же об этом не подумала! Даже не учла, что гробница может быть другая. Что все может произойти еще хуже.

– Я не знаю, в каком состоянии ты будешь, когда все это кончится, – продолжает Файфер. – Ты, ко всему, еще и слабее, чем была, когда тебя ежедневно муштровали, ты ранена. Если Шуйлер будет рядом, он поможет уничтожить скрижаль. Кроме тебя, только он достаточно силен, чтобы это сделать.

Я оборачиваюсь к нему:

– И ты согласился на это? Почему?

Шуйлер вздыхает – и тут же теряет маску праздного снисходительного интереса и безразличия. Впервые я вижу отразившиеся на его лице годы и груз многих знаний у него в глазах – темная тень за небесной синевой.

– Потому что Файфер меня попросила, – говорит он. – Потому что я не хочу, чтобы она шла туда одна. Потому что не желаю смерти Николаса. Потому что считаю Блэквелла куда опаснее, чем мы можем себе представить. Потому что если я этого не сделаю, меня будут травить, как сейчас травят тебя. – Он пожимает плечами. – Меня ждет долгая-долгая жизнь, и мне не хочется провести ее в бегах.

Я опускаюсь на палубу, подтягиваю колени под подбородок.

Никто ничего не говорит – все сказано. Но через минуту Джордж пододвигается ближе и обнимает меня за плечи.

– Все у тебя будет хорошо, – уверенно говорит он. – Я всем сказал: кто имел дело с Гастингсом и выжил, тот все выдержит – и наверняка выживет.

Я смеюсь дрожащим смехом:

– Хорошенькое испытание! Призрак, корзина с мукой и стая дохлой дичи.

Файфер и Шуйлер улыбаются. Но когда я гляжу на Джона, не вижу в его глазах и следа улыбки.

Солнце клонится к закату. Вода вокруг успокаивается, зато моряки расшумелись. Кто-то приносит инструменты – скрипку и лютню и начинает играть, не попадая в ноты. Другие азартно играют в карты на досках палубы. По соседству мечут кости. Джордж встает на ноги.

– Попробую с ними в карты сыграть, – говорит он. – Отыграть нашу плату за проезд. Кто-нибудь хочет поддержать?

Джон вытаскивает пару монет и бросает ему:

– Все, что у меня осталось. Постарайся не спустить их на первой сдаче.

Возмущению Джорджа нет предела:

– Я? Спустить? Ну уж нет. За час все наши денежки верну, вы только подождите.

Он подмигивает мне и галопом несется вниз по трапу.

– Я, наверное, пройдусь туда-сюда, – говорит Шуйлер. – Луной полюбуюсь, всякое такое. Если нет возражений. – Он глядит на Джона. – Не хотелось бы сердить начальника.

Джон пожимает плечами:

– Ладно, если Файфер пойдет с тобой. Не отводя от тебя меча.

Файфер подхватывает Азот с палубы и тычет острием в спину Шуйлера.

– Злюка, – ухмыляется он. – Пойдем?

Он предлагает Файфер руку, и они вместе уходят вниз по трапу, по палубе, приблизив головы друг к дружке и перешептываясь.

Я поворачиваюсь к Джону:

– Ты их пускаешь вдвоем?

Он пожимает плечами:

– Все равно они постоянно вдвоем. До сих пор не мог ни разу им помешать и вряд ли когда-нибудь смогу. А так – я хотя бы знаю, что она при оружии.

Я улыбаюсь. А потом до меня доходит, что он остался со мной наедине. Наверняка ему меньше всего на свете этого хотелось.

– Думаю, мне пора отправляться спать, – говорю я. Джон приподнимает бровь:

– Ты хочешь мне сказать, чтобы я уходил?

– Я… нет… я имела в виду, что ты не обязан оставаться.

– Все нормально, – говорит Джон. – Но я есть хочу. А ты?

– Наверное… может быть… не знаю.

Он улыбается уголками губ:

– Вопрос из тех, на которые можно ответить лишь «да» или «нет».

– Да.

– Отлично, сейчас вернусь.

Я смотрю ему вслед. Не знаю, почему ему кажется важным, хочу я есть или нет. Наверное, по той простой причине, что если он намерен сохранить жизнь Николасу, то нужно ее сохранить и мне. В частности, кормить. Не вижу других причин, кроме самой очевидной.

Он возвращается через несколько минут, неся матерчатый узел. Разворачивает и выкладывает передо мной его содержимое: смоквы с сыром, яблоки, ветчина, каравай хлеба, фляжка с водой.

– Пирога нет, – говорит он. – Извини. Но я спрашивал.

Я моргаю.

– Ну, все и так отлично.

– Тогда приступай.

Когда мы заканчиваем есть, он все убирает и устраивается рядом со мной на палубе, опираясь спиной на релинг. Отпивает воды из фляжки и протягивает ее мне. Какое-то время мы сидим тихо, слушаем музыку с палубы и плеск воды у корпуса корабля.

– Откуда Калеб узнал, что ты здесь? – спрашивает наконец Джон.

– Он сказал, что у Блэквелла есть ясновидец.

Джон кивает:

– Мы это знали. Или догадывались. А знает ли он, что мы едем на маскарад? Поэтому он оказался на пристани? Чтобы тебя не пустить?