Ищейка

– Нет. И не думаю, что знает Блэквелл. Он бы не стал посылать Калеба, а просто выждал бы. Калеб появился, потому что хотел, чтобы я снова стала ищейкой Блэквелла. Сказал, что если я пойду против Блэквелла, он не сможет меня спасти. Сказал… – У меня прерывается голос.

– Что сказал?

– Что если я не вернусь с ним, то останусь одна.

– А ты что ответила?

– Я… – Проглатываю ком в горле. – Я попрощалась.

Я замолкаю, глядя вниз. Джон молчит. Но я чувствую, как он смотрит на меня в лунном свете.

– Ты его любишь? – спрашивает он вдруг.

Вопрос застает меня врасплох, я от неожиданности роняю фляжку на палубу, расплескивая воду. Джон ее быстро подхватывает и затыкает пробкой.

– Он единственный родной мне человек, – говорю я. – Конечно же, люблю.

– Я не это имел в виду.

Я задумываюсь. Калеб был моим лучшим другом всю мою жизнь. Одно время я думала, что люблю его не только как друга, и надеялась, что он тоже может меня полюбить. Но я понимала, что для него недостаточна: недостаточно красива, недостаточно честолюбива. Недостаточна – и точка. Как ни противлюсь я этой мысли, но мы с ним стали разными людьми. Единственное, что держало нас вместе, – моя зависимость от него и его чувство долга по отношению ко мне. И когда я сегодня с ним распрощалась, то знала – в самой глубине души знала, – что он испытал облегчение.

Я смотрю на Джона. Он уставился на палубу прямо перед собой, но я знаю, что он напряженно ожидает ответа. Это видно по тому, как он замер, как ссутулил плечи, как сжимает в руке фляжку. Он слушает.

– Нет. – Он поднимает глаза, и мы с ним с минуту глядим друг на друга. – Почему ты спрашиваешь?

Он вдыхает и выдыхает, смотрит на воду. Между бровями ложится морщинка. Когда он снова смотрит на меня, глаза у него темные, спокойные и глубокие, как море вокруг нас.

– Хотел знать, вот и все. Наверное, мне просто нужно было знать.

– Вот как, – говорю я.

И мы снова молчим. И даже в молчании ощущается, будто он пытается мне что-то сказать, а я ему, но никто из нас не знает, что именно. Или же знаем, но боимся произнести это вслух.

– Тебе надо поспать, – говорит он наконец, и голос у него уверенный, спокойный. – Я тебе принес одеяло.

Он вытаскивает его из своей сумки и отдает мне. Оно толстое, серое, пахнет солью и кедром, как сам корабль.

– Ага, – говорю я таким же спокойным голосом. – Спасибо.

И ложусь на палубу, подкладываю сумку под голову, натягиваю одеяло до подбородка. Но спать не могу. Мысли вращаются вокруг Калеба, Джона, Блэквелла, гробницы, и я все время пытаюсь представить себе, что будет дальше. Но в этом нет смысла. Стоит подумать о чем-то одном, как тут же ему на смену приходит что-нибудь другое. Не хочу больше ни о чем думать.

Я открываю глаза и смотрю на Джона. Он сидит, опершись спиной на релинг, ноги вытянул перед собой, голову откинул назад, разглядывая небо.

– Это и правда твой корабль? – спрашиваю я.

Он поднимает голову, смотрит на меня.

– Да.

– Как так? В смысле ты же не хотел быть пиратом?

– И сейчас не хочу. – Он пожимает плечами. – Но когда мой отец прибился к реформистам, он все свои корабли распродал, кроме этого. Своего любимца. Его он подарил мне – в надежде, наверное, что я передумаю. Я не передумал, но и отказываться от него тоже не хотелось. Так что я нанял того, кто теперь управляет им за меня.

– Ага. – Я на секунду задумываюсь. – Но если это твой корабль, зачем тебе платить капитану за проезд?

Легкая, словно смущенная улыбка.

– Потому что он все равно остается пиратом, – отвечает он. – Безжалостным и грубым, благотворительности не приемлет. Но я ему доверяю, и он мне нравится. В конечном счете только это и важно.

Я снова закрываю глаза. В конце концов тихое покачивание корабля, аккорды фальшивящей музыки и надежное присутствие Джона убаюкивают меня, и я засыпаю.

Глава двадцать седьмая

Просыпаюсь же внезапно, когда резкий толчок палубы сбрасывает мою голову с импровизированной подушки. Открыв глаза, я выглядываю из-за релинга.

Небо облачное и серое, вода рябит. Люди вокруг меня тоже начинают шевелиться. Файфер и Шуйлер лежат, обнявшись, разговаривают тихими голосами. Джордж зевает, укрывшись с головой одеялом, и слегка дрожит от прохлады.

Я сажусь, кутаясь в одеяло. По палубе бродит резкий холодный ветер, шевелит волосы, сбрасывает их на лицо.

– Где Джон?

– Пошел еды принести, – говорит Джордж. – И узнать, когда мы прибываем. Надеюсь, что уже скоро. Если эта посудина не перестанет качаться, меня вывернет.

Появляется Джон. Корабль покачивается и вздрагивает, Джон хватается за поручни, чтобы не упасть. Принесенную еду он кладет перед нами, а мне протягивает кубок.

– Лекарство, – говорит он. – Не очень хорошее, но на корабле мало что есть. Желательно выпить, пока горячее – не могу обещать, что у холодного вкус будет лучше.

– Спасибо. – Я беру у него кубок. – Что ты выяснил?

– Еще примерно четыре часа до Апминстера. Но надвигается буря, так что может оказаться и дольше. В любом случае к закату будем на месте.

Джон подает мне еду – хлеб и твердый сыр – и садится рядом.