Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005

Общая тенденция, как можно предполагать, состоит в том, что доля опрошенных, которые назвали нынешнего президента в числе нескольких лиц, вызывающих наибольшее доверие, достигавшая почти половины от их общего числа, снижается примерно до одной трети. Из приведенных выше данных (см. рис. 5) видно, что такого уровня индикатор «наибольшего доверия» достигал и у других деятелей, правда, ненадолго. Особенность «линии Путина» в данном случае – исключительно быстрый «набор высоты» и устойчивое поддержание ее.

Разброс значений по выделенным группам в среднем за полтора года невелик. Чаще всего отмечают наибольшее доверие к президенту в самых младших и самых старших возрастах.

Функции и пределы общественного доверия

Главная проблема изучения каких бы то ни было индикаторов в конечном счете состоит в понимании функций изучаемого явления в определенной системе. Все показатели доверия к институтам и лицам, получаемые в массовых (да и любых иных) исследованиях, как уже отмечалось, обладают значительной мерой неопределенности. Жесткой связи между величиной и значением показателей не существует: при одном и том же уровне индикаторов доверия их значение («качество») может изменяться, скажем, преобладание компонентов надежды может смениться преобладанием привычной лояльности и т. п.

Привлекшее большое внимание в последнее время сопоставление двух процессов – катастрофического падения общественного доверия к Б. Ельцину и стремительного роста доверия к В. Путину – создало у многих наблюдателей иллюзию чуть ли не решающего значения «рейтингов» доверия для судьбы политических лидеров. Отсюда и преувеличенный интерес к динамике отношения общественного мнения к личности и деятельности нынешнего президента, наблюдаемый, кстати, как среди его сторонников, так и среди критиков. Между тем, как показывает опыт, не существует жесткой связи между уровнем общественного доверия к определенному деятелю и его шансами приобрести или сохранить властные позиции.

Выделим два как бы крайних варианта «качества» общественного доверия в отношении политического лидера: доверие как лояльность (к существующему порядку) и доверие как надежда на изменение (для упрощения вектор перемен не рассматривается). Очевидно, что «застойное» терпеливо-безразличное доверие к таким деятелям, как Л. Брежнев, относится к первому типу, а доверие к М. Горбачеву, позже к «раннему» Б. Ельцину – ко второму. Причем, растратив ресурс доверия-надежды, Б. Ельцин не обрел доверия-лояльности. С этим связан и длительный кризис доверия к этому лидеру, который отражен в исследованиях общественного мнения (см. рис. 3 и 4).

Действующий президент, как известно, в том числе из многих исследований, получил массовое доверие как воплощение надежд на перемены (разного направления, но это другая проблема). Ресурс доверия такого типа заведомо ограничен даже при относительно благоприятной экономической конъюнктуре. В наличных сложных общественных условиях никакой лидер не может обеспечить себе путь «от победы к победе». Новому президенту и его команде это, по-видимому, стало ясно уже в начале 2000 года, буквально на следующий день после прихода к власти. С этим, видимо, связано стремление постоянно расширять сферу поисков успеха (реорганизация управления, «война» с олигархами и подобные начинания первого года президентства). Ограниченность возможностей использования такого ресурса доверия также не вызывает сомнений. Создается значительный разрыв между стабильно высоким уровнем общего доверия («одобрения в целом» или надежд на способность президента решать проблемы страны) и довольно скромными оценками реальных достижений в различных сферах. Попыткой преодолеть этот разрыв можно считать заметное в последние месяцы использование символических средств мобилизации общественного доверия (манифестации, изображения и т. д.). Идеал застойно-стабилизирующего – и тем максимально выгодного для политической элиты – доверия пока представляется труднодостижимым.

И наконец, о проблеме общественного доверия как ресурса власти. Доверие может служить таким ресурсом при ряде условий и оговорок. Любая власть использует – насколько может в своих интересах – доверие людей к институтам, деятелям, а также движениям, лозунгам и пр., но никогда не опирается исключительно на массовое доверие.

В условиях конкурентной плюралистической системы барометр общественного доверия постоянно используется для соизмерения влияния соперничающих сил, шансов на переизбрание и пр. Ничего подобного в нашей истории после 1917 года не было. В постсоветской истории политический плюрализм играл преимущественно подсобную или просто декоративную роль, временами возникало острое политическое противостояние, но регулярной политической оппозиции как института не существовало. (Недавно опубликованные мемуарные сочинения показали еще раз, сколь мало значили для Б. Ельцина и его окружения оппозиционные силы и настроения, даже если бы они отражали мнения большинства [32] .) Поэтому долгие годы (по крайней мере в 1993–1999 годах) могла действовать президентская власть, утратившая общественное доверие, и в то же время на политической сцене могли выступать политики, пользующиеся значительным массовым доверием, но не имевшие шансов на вхождение во власть. При всех различиях в стиле поведения и личном имидже В. Путин пришел к власти прежде всего не как соперник, а как легитимный преемник Б. Ельцина. (С известным правом можно проецировать такое соображение на прошлое: Б. Ельцин был преемником М. Горбачева, который, в свою очередь, наследовал власть от предшествующих партийно-государственных лидеров.) В новых условиях конкурентная политическая среда обесценилась еще больше и превратилась в предмет «технологических» манипуляций. Отсюда и возможность поддерживать атмосферу «общего» доверия к первому лицу власти и сохранять на символически высоком уровне соответствующие рейтинги, на которых почти не сказываются реальные неудачи и просчеты правящей команды. В этой ситуации болезненно трепетное отношение к рейтингам со стороны носителей высшей власти можно, видимо, считать признаком их неуверенности в перспективе, преобладающего внимания к внутриаппаратной (не публичной) конкуренции. В контексте настоящей статьи это дает содержательный материал для анализа способов действия и использования общественного доверия.