Читаем Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005 полностью

Люди и символы Символические структуры в общественном мнении

Названная тема довольно сложна и многообразна, в данном случае представляется возможным лишь наметить определенные контуры для ее обсуждения и дальнейшей разработки.

Как известно, в изучении общественного мнения наибольшие трудности – но и наибольший интерес – вызывает интерпретация получаемых в ходе опросов данных. В массивах показателей с трудом различимы непосредственные эмоции, отголоски стереотипов массмедиа, привычные словесные формулы, демонстративные структуры и т. д. От возможностей анализа этого разнообразного «материала» зависит понимание устойчивости, трансформаций, направленности феноменов общественного мнения и той социальной реальности, с которой они связаны.

Общественное мнение непосредственно оперирует не «вещами» и явлениями социальной жизни, а представляющими их знаками или символами. (В семиотических исследованиях символ обычно трактуется как «знак знака», вторичная, более обобщенная и специализированная знаковая структура.) Для того чтобы подойти к рассмотрению символических структур, специфичных для общественного мнения, придется затронуть некоторые проблемы функционирования таких структур в общественных системах, в социальном действии.

Символом может служить объект (предмет, действие, явление, текст, изображение и пр.), если и поскольку он обозначает (замещает, представляет) для какой-то системы социальной коммуникации – в интересующем нас случае для общественного мнения – какой-то другой объект, явление и т. д. Современные антропологи, отчасти корректируя известную формулу Б. Франклина (toolmaking animal), утверждают, что человек по самой природе своей – это symbolmaking animal, т. е. животное, не только «производящее орудия труда», но и «производящее символы», умеющее их использовать. Люди не могут жить ни в одной системе социального общения (коммуникативной системе), не используя принятых в данном обществе, группе, социальной среде символических «указателей» допустимого и запретного, своего и чужого и пр. Для собственных, личных, семейных надобностей человек может создавать и свои символы (или придавать значения символов каким-то действиям, предметам), действующие в соответствующих пределах.

Трудно назвать человеческое действие, которое (помимо утилитарного значения) не имело бы символического значения, не обозначало бы уровень социальных притязаний, не служило бы демонстрацией статуса и пр. Это относится даже к действиям в таких «естественных» ситуациях, как принятие пищи, ношение одежды, жилище, обращение с детьми, работа, общение и т. д. Существует обширный набор действий, которые имеют преимущественно или исключительно символическое значение (например, бытовой этикет или официальный протокол; в таких действиях важно соблюдение определенной процедуры). Проблема перехода от «содержательного» символа к «пустому» интересна для понимания процессов символических трансформаций, о которых речь пойдет позже.

В человеческом обществе ни один предмет, ни одно действие, в том числе эмоциональное, словесное, не существует вне целого набора своих значений. Символ можно, видимо, представить как значение, утратившее связь со своим предметом, «оторвавшееся» от него. Символы могут быть «материальными» (вещь, предмет), понятийными, словесными, изобразительными, звуковыми.

Ранее приходилось писать о том, что общественное мнение конструируется из стереотипов и комплексов [33] .

Говоря о символах, мы как бы рассматриваем эти явления с другой стороны – со стороны их значений. В символических структурах можно усматривать краткое («архивированное» или упрощенное) представление какой-то сложной знаковой структуры, текста. Но символ может представлять и отдельные элементы сложной структуры – ключевые слова, лозунги, иногда выраженные в изображениях, жестах, мелодиях. Символы упрощают реальность, избавляют человека от необходимости самостоятельно в ней разбираться, поэтому служат инструментами «автоматизации» социальных действий. Только с их помощью можно «включить» сложные цепи межчеловеческих взаимодействий, которые не способно переработать никакое индивидуальное сознание. Огромное большинство повседневных и массовых акций «запускается» с помощью триггерных символических структур.

Работая с материалами общественного мнения, приходилось отмечать, что глубина или объем памяти этой коммуникативной структуры весьма ограниченны. В ней не может уместиться ни одна теория, идеологическая или религиозная система, поэтому общественное мнение оперирует приметными символами таких систем. Подобная роль символов иногда вырабатывается долгим историческим опытом, иногда приписывается им искусственно. Так, во время прошлых (1995 года) думских выборов в избирательных бюллетенях название каждой партии сопровождалось специальным значком (явное заимствование из политической практики малограмотных стран), – если это для кого-то и имело смысл в ходе голосования, то забылось на следующий день.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по истории географических открытий. Т. 1.
Очерки по истории географических открытий. Т. 1.

В книге рассказывается об открытиях древних народов, о роли античных географов в истории географических открытий. Читатель познакомится с древнейшими цивилизациями Ближнего Востока, с походами римлян в Западную Европу, Азию и Африку, с первооткрывателями и исследователями Атлантики. Большой интерес представляет материал об открытии русскими Восточной и Северной Европы, о первых походах в Западную Сибирь.И. П. Магидович(10.01.1889—15.03.1976)После окончания юридического факультета Петербургского университета (1912) И. П. Магидович около двух лет работал помощником присяжного поверенного, а затем проходил армейскую службу в Финляндии, входившей тогда в состав России. Переехав в Среднюю Азию в 1920 г. И. П. Магидович участвовал в разработке материалов переписи по Туркменистану, Самаркандской области и Памиру, был одним из руководителей переписи 1923 г. в Туркестане, а в 1924–1925 гг. возглавлял экспедиционные демографическо-этнографические работы, связанные с национальным государственным размежеванием советских республик Средней Азии, особенно Бухары и Хорезма. В 1929–1930 гг. И. П. Магидович, уже в качестве заведующего отделом ЦСУ СССР, руководил переписью ремесленно-кустарного производства в Казахстане. Давнее увлечение географией заставило его вновь сменить профессию. В 1931–1934 гг. он работает научным редактором отдела географии БСЭ, а затем преподает на географическом факультете МГУ, читает лекции в Институте красной профессуры, на курсах повышения квалификации руководящих советских работников, в Институте международных отношений и выступает с публичными лекциями, неизменно собиравшими большую аудиторию. Самый плодотворный период творческой деятельности И. П. Магидовича начался после его ухода на пенсию (1951): четверть века жизни он отдал историко-географической тематике, которую разрабатывал буквально до последних дней…

Вадим Иосифович Магидович , Иосиф Петрович Магидович

Геология и география / Прочая научная литература / Образование и наука