В коридоре послышались приглушенные рыдания, и я вдруг осознал, что сжимаю Надину руку. Я тут же отпустил ее. Она безвольно скользнула и улеглась на белую простынь.
- Боже! Я во всем виновата, только я! Но почему она унаследовала это проклятье!
- Не переживай о том, чего нельзя изменить. Сегодня мы поставим в палате зеркало, может быть, она скоро вернется.
- Ну, как она вернется, Стас?! Ты подумай, она ведь даже не знает, что произошло! Надо было давно ей все рассказать. Я все ждала момента, вот и дождалась...
- Ну, не надо, успокойся. Все будет хорошо, не надо. Мы вытащим ее оттуда. Я обещаю.
- Как ты можешь обещать?
- Я верю.
- Ах, он верит, посмотрите на него.
- Послушай, тебе надо поесть и успокоиться. Давай, иди уже. Мы должны верить. Она вернется.
Разговор прервался, и через пару секунд дверь в палату открылась, впуская Надиного папу.
- Ну что, Тимофей, ты тут заскучал? Да, я не представился еще. Можешь звать меня Стасом.
Он протянул мне свою большую руку.
Глава 14
С того первого визита я стал навещать Надю каждую субботу, а иногда и в будний день вечером заезжал.
Сменял ненадолго ее печальных родителей, давая им возможность немного развеяться или сходить на обед. Только они покидали палату, я садился возле кровати, брал Надю за руку и заводил свой долгий монолог, неизменно начиная школьными новостями и заканчивая просто мыслями вслух.
- В школе все, как заполошные, готовятся к Новому году, как будто это невесть какое событие. Вчера ёлку поставили в актовом зале. Девчонки ходили наряжать, говорят, красивая. Как я не отбрыкивался, и меня захороводили. Выдвинули на роль Волка в спектакле для первоклашек. Говорят, я фактурный... Ты слово такое слышала? Откопали ведь где-то. Я сначала отпирался, а потом подумал, почему бы и нет. Тем более, что нас с трудов на репетиции отпускают. Как такую халяву пропустить можно? Мы там в основном ржем и подкалываем Веронику Степановну. А она корчит из себя Шекспира, не меньше. Написала в этом году две пьесы для школьных новогодних постановок. Ходит серьезная, всеми командует, и так смешно сердится, что мы всем классом угораем. Потом, правда, и сама смеется. Забавная она. Жаль, что уроки у нас не ведет. Там, наверное, весело. Знаешь, а сегодня снег прямо стеной. На остановку вышел, больницы почти не видно. Только ближайший угол здания и часть парковки виднеется. В парке сугробы скоро мне по пояс будут. На днях хотел пройтись по той аллее, помнишь, там, где фонари в ряд. И не смог, представляешь? Дорожки не всегда расчищают. Сашка все по Вике сохнет. Каждый день мне о ней трындит. Вчера опять ее до дома провожал. Это он так называет. На самом деле, просто крадется за ней издалека, подойти боится. А та делает вид, что не замечает. Вообще не понимаю, что он в ней нашел. Сашка ведь интересный парень, глубокий, начитанный, и добрый, каких мало. Жаль его... А она симпатичная, конечно, даже очень. Но ведь пустышка совсем. Я видел ее как-то на улице с Митькой кудрявым. Идут, за ручки держатся, хихикают. Ммм... думаю, как это я пропустил. Пошел за ними, подкрался поближе, и ничего, полный ноль, представляешь? Вот зачем, спрашивается? И во мне только аппетит разбудили. Пришлось потом болтаться по морозу три часа, пока не нашел другую парочку. Подостудил их. Они поругались и разбежались. Но, думаю, опять сойдутся. Я ведь так, немножко только, - я выпустил Надину руку и поправил ей подушку. - Не знаешь, зачем твой отец сюда это зеркало притащил? Здоровое такое. Врачи на него косо смотрят, просят убрать. Но твои даже слышать не хотят. Странные они у тебя. Да и ты тоже, если честно, - я улыбнулся спящей Наде. - Мне скоро уходить. По математике опять задали столько, что не сделать за раз. Вот дождусь твоих и пойду. Хочу только спросить у них разрешения для Юрия Михайловича навестить тебя. Он все время о тебе спрашивает. В следующий раз придется взять его с собой. Иначе не отстанет.
Я крепко сжал Надину ладонь.
- Вот еще что хотел сказать... Ты, конечно, не услышишь, но... Я должен извиниться за все, что наговорил тебе тогда... Я вел себя, как полный урод, но если бы ты знала... То поняла бы, что у меня нет другого выхода. Я ничего не могу изменить в своей природе. Поэтому... В общем, просто прости...
В коридоре послышались шаги, и через несколько секунд в палату вошли Надины родители. Я засобирался уходить.
- Торопишься? - спросила Настя.
- Да, уроков много задают.
- Спасибо, что разговариваешь с ней. Это полезно. Может быть, она услышит и вернется... Иногда люди в коме могут слышать, о чем с ними говорят.
- Может быть, - осторожно отозвался я.
Я попрощался с родителями Нади и направился к выходу. Гардеробщица, тяжело передвигая отёчными ногами, подала мне куртку. Выудив из рукава шапку, варежки и шарф, я оделся и, кинув взгляд в зеркало напротив, шагнул к выходу. И резко остановился.
Дыхание перехватило, а по коже пробежал холодок. Я медленно выдохнул и так же медленно вернулся к зеркалу.
На меня недоуменно таращился мальчишка в потрепанном пуховике.