Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

– У них, у твоих знакомых, есть приемник? Они что, слушают Москву или другие советские радиостанции? Говори же, думмер меньш! – пытали полицаи бедного Ивана. А тот уже обмяк, вытирая разбитые в кровь губы, принялся заискивающе лебезить перед ними… Возможно, что и есть, хотя он сам лично никакого приемника никогда не видел. Господа полицейские не должны сомневаться в его искренности и лояльности: если бы он точно знал о существовании у кого-либо из «восточников» приемника – сразу, без промедления, сообщил бы им. Но к сожалению, он не знает… Не доводилось видеть. Хотя… хотя, конечно, новости-то каждый раз свежие…

Избитого Ваню оставили в полицейском участке, а присутствующего при этой сцене фольксдейтча после пристрастного допроса пока отпустили домой. При этом приказали ни на шаг не отлучаться из усадьбы.

Он все эти дни и не высовывал никуда носа и лишь сегодня днем, встретив случайно возле поместья своего знакомого Тадеуша, рассказал ему обо всем. А тот, не зная нас, поспешил после работы к Янеку, чтобы предупредить «российское панство» об опасности. Увы, поздно…

Ваня до вчерашнего дня еще не вернулся из участка, и никому не известно, где он сейчас находится. Тадеуш предположил, что его все-таки упекли в концлагерь.

Вот ведь как все нелепо и нескладно получилось. Думал ли когда-нибудь Иван, этот обожатель всего немецкого и хулитель советского, русского, о подобном бесславном финале? Несмотря на всю пакость, что подстроил нам Ваня, мне все-таки жаль его. И даже появилось какое-то чувство вины по отношению к нему. Хотя, если разобраться во всей этой истории здраво, пострадал-то он главным образом из-за собственной дурости – вернее, из-за своего дурного, болтливого языка. Да ведь к тому же неизвестно еще, чем может окончиться этот неприятный «инцидент» для всех нас… Ну ладно, поживем – увидим. Однако прав Павел Аристархович – отныне и впредь надо быть очень осторожными и, главное, самим придерживать собственные, охочие до всевозможных откровенных разглагольствований языки.

Теперь немного о работе. Вчера приступили к уборке ячменя. Наш Адольф-второй совсем ошалел, мечется как угорелый. Всё ему кажется, что мало сделали, всё не так. Сам гоняет по полю на тракторе, а на конную косилку посадил Леонида. За двумя машинами мы, пятеро, едва успеваем вязать и ставить снопы. К вечеру разболелись спины у всех до невозможности. Я не переставала молиться в душе о том, чтобы хоть небо сжалилось над нами и пошел дождь.

И кажется, мои молитвы были услышаны. Сегодня с утра непогода – задувает зверский ветрюга, и ливень на дворе, как осенью. Но увы, и это не принесло нам облегчения: полудурошный Шмидт выгнал всех, в том числе и своих приближенных – Линду и Эрну, – на морковное поле, где мы выборочно дергали морковь.

Под проливным дождем вымокли, как куры, но до вечера набрали несколько десятков ящиков крупной моркови. А после работы уже получили новый наряд – отправиться завтра с утра на капустное поле, где так же выборочно будем срезать наиболее крепкие кочаны. К вечеру, объявил Шмидт, на станции отцепят для нас вагон, который следует быстро загрузить свежими овощами… Вот завтра уж точно взвоешь, – пожалуй, к ночи рук не поднимешь от усталости. Интересно, однако, – что за нервозная спешка у немецких бауеров? Наверное, «храбрым орлам фюрера» и в самом деле нечего стало жрать на фронтах.

Вечером, когда сидели за поздним ужином, а над горячей плитой дымились, источая запахи дождя, земли и ветра, развешанные мокрые рабочие шмотки – никто не начинал разговора, не шутил, как обычно. Не то что разговаривать – даже и смотреть-то друг на друга не хотелось из-за душевной неприютности и скрытого отчаяния… И это – жизнь?

17 августа Четверг

Вот уже три дня, как я работаю у Клодта. Новость, да? Но суть-то не в том, под чьим ярмом ходить, а в том, что ФРОНТ НЕУКЛОННО ПРИБЛИЖАЕТСЯ!!! Фронт приближается, а немцы в страхе мечутся, паникуют. НАШИ ИДУТ! ИДУТ НАШИ!

В понедельник все окрестные бауеры получили изумительный по своему значению приказ – выделить часть рабочих на рытье окопов где-то в приграничных районах Пруссии!! От нас забрали Люциана. Должен бы отправиться туда еще и Леонид, но Шмидт договорился с Клодтом, чтобы тот отдал за него одного из своих польских рабочих, а взамен направил к нему меня. И вот теперь я каждый день топаю спозаранок по пустынной дороге по направлению к усадьбе Клодта и, как сказала Линда, должна отрабатывать там до тех пор, пока все забранные на окопы не вернутся назад. А кто знает – может быть, они и вообще никогда сюда больше не возвратятся.