Уважаемая Вера.
Огромное, сердечное спасибо Вам и Вашим подругам за внимание к нам, попавшим в плен советским воинам, за то, что вы и здесь, в неволе, остаетесь истинно русскими девушками. С огромным удовольствием пишу я Вам эту записку. Я уверен, что именно с Вами я говорил в тот день, когда мы впервые встретились в Мариенвердере. Ведь Вас зовут Вера – не так ли? Я слышал, как это имя называла Ваша старшая подруга.
Сейчас я представляю себе Ваше лицо, и мне почему-то кажется, что Вы не только красивы, но еще и очень добры. Я был бы счастлив встретиться с Вами в более благоприятной обстановке – например, в России.
Я не могу просить Вас ответить на мое письмо, так как для советских военнопленных переписка категорически запрещена. Но может быть, нам удастся хотя бы ненадолго встретиться еще раз? Из Вашего адреса я понял, что Вы живете где-то в предместьях Мариенвердера, и понимаю, что и Вам непросто вырваться в город. Но возможно, все-таки когда-нибудь это Вам удастся?
В ближайшие три воскресенья, начиная с 20 августа, я буду ждать Вас с 11 до 12 (до полудня). Только Вам следует подойти к нашему лагерю не со стороны главного входа, а, не доходя до помещения вахмана, свернуть (возле желтого дома) на узкую асфальтовую дорожку, что тянется вдоль лагерного ограждения. Дойдете до поворота направо и там увидите что-то наподобие мусорного контейнера. Вот как раз напротив него в ограде имеется небольшое отверстие, через которое мы и сможем поговорить с Вами.
Извините за столь неромантичное место свидания, но ничего иного я, увы, пока предложить не могу.
Я буду очень рад, если Вы согласитесь повидаться со мной, ну а если не захотите или не сможете – в обиде тоже не останусь. Понимаю и то, что встречаться с русскими военнопленными здесь, в этой обстановке, не очень-то привлекательно, к тому же далеко не безопасно.
Еще раз спасибо Вам и Вашим подругам от меня и моих товарищей за внимание и доброту.
Уважающий ВасФедор Голобородов,штурман-авиатор.Ах, как не хотелось расставаться мне с таким чудным, таким искренним письмом! Но я понимала – оно предназначалось не мне (хотя именно мой адрес значился на конверте), а другой – Вере из Литтчено. Перепутал штурман-авиатор наши с ней адреса.
Вернувшись от Клодта домой, я побежала в Литтчено. К Шмидту за «аусвайсом» не пошла, справедливо рассудив, что вряд ли он отпустит меня так поздно, рискнула отправиться без пропуска.
Вера, чумазая, в рваном, грязном халате (она снова за что-то в немилости у своей «колдовки» – трудится на «черном дворе»), готовила корм свиньям. Я помахала перед ее носом конвертом: «Пляши! За такое письмо ты должна сбацать сразу и „Барыню“, и „Цыганочку“».