Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

День-то сегодня какой! Наш женский праздник – настоящее торжество Весны и Солнца. Когда-то, в той далекой, «потусторонней» жизни, я так любила этот день – он всегда нес с собой неожиданную радость, теплые поздравления, милые подарки. Помню, мы, девчонки, к 23 февраля, ко Дню Красной армии, постоянно готовили какие-то небольшие сувенирчики для наших мальчишек, а 8 марта с замиранием сердца ждали от них ответных знаков внимания. Собственно, даже не подарков ждали, а другого – кто-то сейчас, смущаясь и пряча глаза, подойдет к тебе, какие слова произнесет? Случались при этом и внезапная, острая радость, – ведь подошел-то именно тот, кого ты ждала больше всех, – и досадное разочарование – нет, не из этих рук надеялась ты получить подарок – символ робкого признания.

Почему-то у меня всегда было больше огорчений. Помнится, в пятом или в шестом классе я чуть не разревелась от досады и негодования, когда вместо ужасно нравившегося мне в ту пору самонадеянного, дерзкого мальчишки вдруг увидела перед собой робко и испуганно улыбающуюся физиономию сопливого тихони – самого тихого и неприметного в нашем классе – Ильюшки Борщевского. До сих пор хорошо помню то запоздалое чувство стыда и раскаяния, которое сразу же охватило меня и мучило еще долгое-долгое время после того, когда я, едва взглянув на Ильюшку, небрежно, с кривой усмешкой приняла от него теплый, согретый в его ладонях небольшой незамысловатый сувенирчик – точилку для карандашей, выполненную в виде разноцветного граненого шарика… Где ты сейчас, Ильюшка Борщевский? Простил ли наконец меня за тот мой давний, глупый эгоизм?

А сегодня мы все, наверное, напрочь забыли бы об этом дне, если бы не напомнил Роберт. Рано утром, еще до работы, Генка с Толькой принесли от него адресованное мне письмецо и небольшую посылочку для всех «лиебе фрау унд фрейляйн». В письме содержались милые поздравления с женским праздником, сердечные пожелания «грозз лиебе», счастья и радости, а также уверения в той же большой любви и вечной верности. В пакете, перевязанном плетеным шнурком, оказалось несколько плиток шоколада, крем, мыло, пудра и, видимо, специально для мамы, пульвер для пудинга. Ну что же, спасибо нашему верному, внимательному ирландскому рыцарю.

А как много все же значит полученное вовремя доброе слово! На работу мы с Серафимой шли – нет, не шли, – а вышагивали! – полные собственного достоинства, с превосходным настроением, вдобавок – щедро напудренные. День тоже прошел, слава Богу, без скандалов и «ора» со стороны Шмидта. Кстати, его почти до вечера не было дома, а мы по указанию старой фрау занимались в усадьбе различными хозяйственными делами. И погода соответствовала праздничному дню – яркая, солнечная, чем-то неуловимо напоминающая о скорой весне, хотя еще и снежная, морозная.

Прошедшее воскресенье, 5 марта, промелькнуло очень быстро и, можно сказать, без особых событий и новостей, однако принесло под конец много сердечных переживаний и непредвиденных расстройств. Часов в 11 утра друг за другом пришли Галя с Люсей и Вера. Явился Генрих. Играли в шашки и карты, потом Генрих и Вера показывали на картах разные фокусы. За обедом много смеялись над рассказами Люси о несусветной жадности и скаредности ее хозяйки. «Благочестивая» фрау Бергманн, хотя и пытается по-прежнему держать Люську в «черном теле», однако в страхе перед близкими русскими во многом пошла ей на уступки и для избежания новых конфликтов даже освободила славянскую служанку от субботних прислуживаний за столом во время старушечьих религиозных песнопений.

Мы с Галей проводили Люсю и Веру до развилки на Петерсхоф, а на обратном пути заглянули в «Шалман». К нашему огорчению, там царили тишина и скука. Из ребят дома никого не оказалось. А Наталка и Ольга занимались постирушками. У Ольги был зареванный вид: заболел ее сынку, и она, естественно, тревожится и переживает.

Оставались мы в «Шалмане» недолго. Перед тем как уйти, я выглянула в оконце, выходящее на Молкерай. Так и есть – красавчик Альберт уже «на посту». Нетерпеливо посматривая в сторону «Шалмана», знобко поводя время от времени плечами (на дворе все-таки не лето красное, а он – с непокрытой головой, без шинели), вышагивает взад-вперед вдоль бетонированной дорожки.

Я подтолкнула Галю: «Смотри… Донжуан уже тут. Маячит… Знаешь, и так почти каждый раз. – Я придержала Галю за рукав. – Осторожно, не высовывайся – еще заметит! Давай подождем выходить – пусть подольше померзнет».

Нахохотавшись вдосталь, наконец вышли с ней на улицу. Обе – неприступно-гордые, холодно-равнодушные. Альберт – тут как тут: «О-о, девушки, здравствуйте. Какая встреча! Какая счастливая случайность! А я только что вышел подышать свежим воздухом… Вы что – торопитесь куда?»

– Да нет. Почему же… Сегодня все-таки воскресенье. – Поговорив немножко о погоде, о самочувствии и о скорой весне (какой же он, в самом деле, красавец, этот донжуанистый Альберт!), мы с Галей двинулись к дому. И тут он окликнул меня: – «Минутку, Вера… Извините. Я должен вам сказать – я в восхищении от вас. Их бевундере инен…»