Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Бедный Роберт. Он очень расстроился. Он был убит в буквальном смысле этого слова. У меня сердце разрывалось от жалости, глядя на его враз осунувшееся лицо, на печальные, повлажневшие от близких слез глаза. Чтобы как-то ободрить его, я опять принялась повторять, что очень благодарна ему, Роберту, за его ко мне отношение, за все, что он для меня делает, но что сейчас, на мой взгляд, подобные разговоры просто неуместны. Вот закончится война, и если мы останемся живы… Словом, он, Роберт, должен понять: для меня, живущей в рабстве рабыни, даже само слово «Россия» дороже сейчас всех других слов на свете.

Ожившая мама – теперь она смотрела на меня открыто, не прятала больше взгляд – слушала мои путаные слова с молчаливым одобрением (уж не знаю, что она там поняла). Одобрение, поддержка светились и в потеплевших глазах Симы, в движениях ее рук, когда она суетливо наливала Роберту чай, радушно (слишком уж радушно) угощала его. И только в глазах Нинки сверкали молнии, в них открытым текстом читалось полярное: «Молодец! Ну и дура же ты!..»

Для меня же этот вечер казался каким-то нереальным, ненастоящим. В какой-то момент мне даже подумалось – не сон ли это? Не во сне ли я слышу столь лестные для меня слова Роберта, не во сне ли отвечаю ему отказом? Кстати, и проходил он, этот вечер, как-то нереально, нелепо, словно по подстроенному злым шутником сценарию. В какой-то миг мама, что-то поправляя на столе, приподнялась со своего стула, а я в этот же момент, проходя мимо, чисто случайно отодвинула слегка стул в сторону. И тут же с удивлением обнаружила маму… лежащей навзничь на полу. Оказывается, она села мимо стула. Мы с Робертом мгновенно бросились поднимать ее, чрезвычайно сконфуженную, и… крепко ударились друг о друга лбами. (У меня до сих пор краснота и небольшая шишка на лбу.) Это происшествие немного разрядило сгустившуюся атмосферу, и мы – я, казня себя за неловкость и за то, что не могу сдержать идиотский смех, и Роберт, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, – некоторое время, забыв собственные невзгоды, с притворным, прискорбным видом обсуждали это событие (Нинка в тот момент хохотала, как сумасшедшая).

Вскоре вернулись из «Шалмана» ребята, а Роберт засобирался домой. Мне не хотелось, чтобы он ушел вот так, сразу, не поговорив еще раз со мной, не повторив обычных нежных слов, которые мне почему-то до зарезу стали необходимы теперь, не обняв и не поцеловав меня с прежней любовью и лаской.

Он обнял и сухо поцеловал меня на крыльце, сперва в губы, а затем в шишку на лбу. «Спасибо, любимая, я должен сейчас остаться один», – ответил сдержанно на мое предложение побыть еще немного со мной вдвоем и, легко сбежав по ступенькам, скрылся в начавших сгущаться сумерках.

Когда я вошла снова в комнату, Нинка, блестя глазами, взахлеб рассказывала Мише и Леониду о том, что только сейчас здесь произошло (вот чертова выскочка!), при этом почти дословно пересказала мой ответ Роберту (оказывается, эта вертлявая пигалица уже в совершенстве понимает «дейтче шпрахе»). Мишка, взглянув с ироничной, понимающей улыбкой на меня, сказал одобрительно: «Все правильно, ту, май-то! Еще чего не хватало!» А Лешка, пряча глаза, только как-то не по-доброму ухмыльнулся.

Ночью я, конечно, не спала. Жалела себя, плакала неслышно в мокрую подушку. А из темноты печально, строго и неодобрительно наблюдала за мной моя ненавистная в эти часы ареВ.

13 мая Суббота

Отличная новость – взят Севастополь! Когда-то, в 1941–42 годах, фашисты, чтобы сломать оборону этого города, потратили 250 долгих, кровавых суток, а нынче советские войска осуществили штурм Севастополя всего за пять дней! За пять дней! Взято много военных трофеев – орудий, снарядов, техники. Гитлеровцы понесли большие потери в живой силе. Многие офицеры и солдаты пытались спастись бегством на кораблях, но все их суда были потоплены в Черном море нашими летчиками и моряками.

Словом, как в песне:

…На земле, в небесах, и на море
Наш ответ и могуч и суров…

Жаль только, что последние строки куплета – «Если завтра война, если завтра в поход – будь сегодня к походу готов…» – не соответствуют истине. Не были мы готовы к этому страшному «походу». Не были! Потому и внедрился враг так глубоко в советскую землю, и так много льется сейчас крови, чтобы выдворить его обратно.

Во вторник и вчера был Роберт. Пришел-таки. Ведет он себя по-прежнему – внешне спокоен, ровен, приветлив. Будто и не было того тягостного для нас обоих вечера, не было ни переживаний, ни волнений. Разговора об обручении, однако, больше не заводит, только вчера, уже уходя, сказал мне на крыльце, что его предложение по-прежнему остается в силе, что он не отказывается ни от одного своего слова и что, если его любимая решится… Кстати, и колечко для нее уже заказано – такое небольшое, аккуратное колечко, с зеленым под цвет ее глаз камешком.

В общем, все – «о’кей», любимая! Прямо по Маяковскому – «…И жизнь хороша, и жить хорошо».