По дороге Эрна рассказала, что вчера получила очередное письмо от Фрица. Он сейчас воюет во Франции, а до этого находился в Югославии, где чуть было не попал в плен к партизанам. Собственно, он уже и попал к ним, и даже был вместе с другими пленными препровожден в лагерь, в горы, но вскоре этот лагерь отбило прибывшее в их часть подкрепление.
– Мужикам-то что? – сказала с тяжким, раздраженным вздохом Эрна, – воюют себе, словно бы в игры играют. Надоест в одном месте – в другое перебросят. Попадут в плен, тут же их освободят. И никаких-то тебе забот… Вон, Фриц пишет – свободного времени между боями навалом – загорают, купаются, по лесу гуляют… А тут… Каждый день – в тревогах, в заботах. С утра уже ломаешь себе голову – чем сегодня накормить детей, что им припасти на завтра, во что их одеть, обуть… Не-ет, быть в наше время женщиной, да еще и матерью – это все равно что тяжкий воз по булыжникам в одиночку тащить.
А вечером мы все впервые были в гостях у итальянцев. Бангер поместил их в «работном» доме, где отвел довольно большую, гулкую от пустоты комнату. Всю обстановку составляют здесь четыре узкие кровати, стол и четыре стула. Три кровати застланы скромными, пестрыми байковыми одеялами, и лишь четвертая под розовым ажурным покрывалом выглядит воздушно-нарядной. В центре ее сидит тряпичная кукла с фиолетовыми бровями и ярко-малиновыми щеками (мне сразу мысленно представилась Генька), на стене красуются вырезанные из каких-то иллюстрированных журналов картинки – несколько жгуче-брюнетистых, слащаво улыбающихся синьоров и томных, золотоволосых синьорит. Я поняла, что розовая кровать – мир надежд и мечтаний Кончитты.
Мы сидели за накрытым белой скатертью столом (наверное, синьора Амалия расстаралась), угощались традиционными спагетти, сушеными финиками, абрикосами и персиками. В завершение пиршества Катарина открыла банку с янтарными, засахаренными, пересыпанными корицей, гвоздикой и еще какими-то ароматными пряностями апельсиновыми корками. Между прочим, вкусная вещь. Мне подумалось: умеют же итальянцы, так же как и немцы, использовать, в отличие от нас, русских, продукты почти без отходов. Ведь если до войны в нашем доме иногда появлялись апельсины или мандарины – все корки без сожаления выбрасывались.
Вечер пролетел незаметно. По просьбе Джованни Миша захватил из дома карты, и мы, умирая от смеха над беспрерывно «зевающей» Катариной, поиграли в «осла» и в «Акулину». Затем синьора Амалия обучала меня, Симу и маму какой-то благородной игре, которая мне показалась и нудной, и скучной. Конечно, Джованни опять виртуозно играл на банджо и пел свои прекрасные итальянские песни. Тут и мы не ударили в грязь лицом, дурачась, спели с Мишкой несколько довоенных «блатных» песен – «Гоп со смыком», «Мурку», «Кирпичики».
Под конец у меня отчего-то страшно разболелась голова, и я едва добралась до своей кровати.
22 июля
Суббота
Сколько раз в разговорах с разными людьми, в том числе даже с немцами, мне доводилось слышать загадочно-обнадеживающую фразу: «Война, по всей видимости, продлится еще долго, но возможны изменения в недрах самого Вермахта, и тогда Германия рухнет раньше…»
И вот нашлись, оказывается, смельчаки, которые два дня назад были готовы произвести эти загадочные «изменения» непосредственно в главном фашистском гнезде. Но увы, они просчитались, и как жаль, как жаль, что все у них сорвалось… Говорят, что в самый последний момент он отошел от того места, где была оставлена страшной силы взрывчатка. Как узнал? Подсказали ли присущие ему подозрительность и осторожность, просто ли случайность, или это явилось предостережением свыше? Неужели ненавидимого всем миром кровавого вампира и гнусного убийцу хранит сам Господь Бог? Как жаль, как жаль, как жаль! Ведь, возможно, уже сегодня не было бы на Земле войны и пришел к людям долгожданный мир.
Днем к нам на поле забежал Игорь. Он отвозил на мельницу прошлогоднее зерно, а мы работали вблизи от дороги. Наконец-то англо-американцы после упорных боев сокрушили город Кан. Взяты ими также город Сен-Ло и крупный порт Шербур. Союзники уже вторглись в Нормандию на глубину 50 километров, а с моря на побережье высаживаются новые и новые десанты. Когда Игорь уходил, я попросила его не исчезать надолго, приходить к нам почаще. Особенно если появятся такие вот замечательные новости.
…Ну вот и ушли из нашей жизни шумливые, непутевые «супруги» Генька с Францем. Недолго же довелось им працевать[27]
в обширных владениях Шмидта. Однако выгнал он их не по причине удивительной, грандиозной лености обоих, а из-за слишком большой любвеобильности «гарного хлопака» и непомерной Генькиной ревности. В амурный треугольник неожиданно оказалась вовлечена «хвостдейтч» Линда.