— Да кто будет таскать покойников туда-сюда, ты сам подумай! — возразил Джон, раздосадованный тем, что его сбили с мысли. — Интересно вот, почему их убили с такой разницей во времени? Судя по тому, что рассказал Томас, Эльфгар покинул Сэмпфорд-Спайни за несколько недель до убийства Хьюберта де Бонвилля.
Гвин почесал рыжую шевелюру, являвшуюся пристанищем для блох.
В Саутгемптоне мне сказали, что де Бонвилль задержался, чтобы продать кое-что из трофеев и расплатиться с солдатами, а сквайра отправил заранее, чтобы тот предупредил семью о его приезде.
Как апостол Иоанн и Иисус Христос, — благоговейно вставил Томас, перекрестившись куском сыра. Он осмелился предложить еще одно наблюдение, совпавшее с предположениями Матильды, высказанными накануне вечером. — Слишком странное и подозрительное совпадение, чтобы хозяин и слуга оба погибли примерно в одной и той же местности, убитые почти одинаково, но с разницей в несколько недель. Я во время поездки почти ни одной живой души там не видел. Никого там нет, кроме лисиц, овец да ворон. Если они угодили в засаду, убийцы, должно быть, знали об их приезде, — заключил коронер задумчивым тоном. Он повернулся к писарю. — Сколько, ты говоришь, времени провел этот Эльфгар в Сэмпфорд-Спайни?
— Две ночи, если священник не ошибся. У него захромала лошадь, и он дал ей день передохнуть, а затем снова отправился в путь.
— И деревня всего в нескольких милях от Питер-Тейви?
— Да до нее за пару часов можно пешком дойти! — ответил Томас. — Вот почему я переоделся цистерцианским монахом — на случай, если кто-нибудь в Питер-Тейви уже прослышал обо мне.
Джон вновь погрузился в раздумья.
Эльфгар не скрывал, что он сквайр де Бонвилля?
Ничего он не скрывал, похоже, об этом каждый селянин в Сэмпфорде знал.
Получается, что какой-нибудь пастух или бродячий торговец мог на следующий день сообщить новость в Питер-Тейви?
Выходит, так.
Джон посмотрел на Гвина, и оба почти одновременно многозначительно хмыкнули.
Шериф не скрывал скептицизма по поводу высказанных Джоном подозрений и наотрез отказался даже слушать о допросе де Бонвиллей.
— Вы что, дражайший шурин, окончательно выжили из ума? — возмущался он, глядя на сидящего за столом напротив Джона, пришедшего с визитом в кабинет шерифа в главной башне замка. — Епископ считает себя большим другом семьи де Бонвиллей. Он уже отругал нас обоих — особенно вас — за то, что мы никак не можем найти преступника, виновного в смерти Хьюберта. А Господь, между прочим, дает нам знак после испытания судом Божьим, что преступник-то у нас в руках, и это не кто иной, как Фитцхай! — Он в сердцах грохнул кулаком по столу. — Ну, и представьте, являюсь я во дворец епископа и говорю Генри Маршаллу, что мы подозреваем, будто бы убийца — член семьи его старого больного друга? Нет, Джон, вы, кажется, совсем свихнулись.
Коронеру стало ясно, что шериф непреклонен в своих заблуждениях, и никакие доводы не заставят его изменить мнение, поэтому он поднялся, и теперь на стол опустился его тяжелый кулак.
Ну и хорошо. — Вы, Ричард, не имеете права распоряжаться следствием, которое провожу я. Я намерен отправиться в Питер-Тейви. Посмотрим, что мне удастся там разузнать. — Он решительно зашагал к выходу.
Глупец! — закричал де Ревелль ему в спину. — Епископ тебя за это пригвоздит к кресту! Учитывая, что через неделю-другую к нам собирается с визитом Хьюберт Уолтер, ты будешь счастлив, если тебе удастся сохранить голову на плечах; я уже не говорю о коронерстве.
Но Джон уже спускался по лестнице, призывая проклятия на голову всех мужчин и женщин, носящих имя де Ревелль,
Пополудни следующего дня после весьма тяжелого перехода из Эксетера, в течение которого они останавливались разве что для того, чтобы покормить коней и перекусить самим, коронер и его офицер приблизились к частоколу деревни Питер-Тейви.
В этот раз Джон не собирался прибегнуть к услугам писаря, а посему велел ему остаться дома и отдохнуть после трехдневного путешествия на муле. Гораздо сложнее было решить проблему с Матильдой: недавнее возвращение мужниных прав запросто могло быть отменено из-за очередной ночной отлучки из дома, к Тому же если бы она произошла сразу после восстановления перемирия. Поэтому он с величайшей осторожностью затронул эту тему во время ужина, подчеркнул важность расследования этого двойного убийства, хотя бы для того, чтобы успокоить растревоженного и рассерженного уважаемого епископа Маршалла, который, с точки зрения излишне набожной Матильды, мог сравниться по рангу разве что с Папой Римским и почти не уступал самому Всевышнему. Он тщательно обошел стороной возражения шурина касательно его планов, молясь про себя,
чтобы тот не заявился к ним домой с визитом до его отъезда в Питер-Тейви рано утром.