Епископ пребывает в крайнем раздражении! — выпалил де Ботереллис, и в тон ему, чтобы не остаться в стороне, запел городской мэр, рассказывая о возмущении и негодовании среди пользующихся почетом и уважением горожан.
Джон поднялся со стула и остановился между гостями и огнем, словно защищая домашний очаг от вторжения.
— Неужели нельзя было подождать до завтрашнего утра? — пробасил он. — Я только-только собрался отдохнуть после утомительного путешествия и никак не рассчитывал на общественное собрание.
Шериф сделал шаг вперед по каменному полу, остановился и помахал длинным пальцем перед носом Джона:
— В этот раз ты зашел слишком далеко, де Вулф! Обнажил меч и устроил драку перед домом, в котором покоилось еще не остывшее тело, уволок ни в чем не повинного сквайра, связав его по рукам и ногам. Хуже того, ты отвлек лорда поместья от смертного одра его отца под предлогом, что он что-то знает об убийстве!
Двое мужчин за его спиной загалдели, перебивая друг друга; единственное, что мог расслышать Джон, — это то и дело повторяемые слова: «скандал», «епископ», «отцы города», «безумство», «бедный Арнульф»…
Худая и мрачная фигура у очага некоторое время не двигалась, затем коронер, устав слушать их причитания, не выдержал и всплеснул руками:
— Да замолчите вы все, чтоб ваши глаза лопнули!
Неожиданный взрыв эмоций сурового человека, напоминающего пророка из Ветхого Завета, проклинающего Амалакитов, заставил троицу мгновенно умолкнуть на полуслове.
— Насколько я понимаю, вы ворвались в мой дом, чтобы пожаловаться на то, что я арестовал Болдуина из Бира? Что ж, я считаю своим долгом выполнять обязанности, которыми по роду службы должен заниматься шериф графства, а именно — искать виновных в преступлении. Человек, которого я арестовал, попытался сбежать, когда ему были предъявлены обвинения, и при попытке к бегству ранил моего собственного офицера. Его действия свидетельствуют о его виновности, и за это преступление он должен предстать перед судом.
— Во имя Господа, он ведь сквайр нового лорда де Бонвилля! — возопил регент. — Епископ вне себя от ярости из-за того, что вы тревожите его друзей в столь печальный момент.
Джон презрительно хмыкнул в ответ.
— Король, его министры и судьи присягнули и поклялись блюсти закон без страха и пристрастия, основные принципы этого были определены двумя Генри… и саксонскими королями задолго до них, если на то пошло. Вы хотите сказать, что для друзей епископа существует другой закон?
Последовала пауза, поскольку никто не хотел выставить себя в неверном свете, напрямую ответив на заданный вопрос, однако шериф все-таки нашел способ выкрутиться из затруднительной ситуации.
— Хорошо, коронер, вы получите свой суд. Он состоится завтра же, чтобы облегчить страдания невинного человека. Гервез де Бонвилль и его брат последовали за вами, чтобы сообщить нам возмутительную весть и пожаловаться епископу, который, по счастливому стечению обстоятельств, на этой неделе пребывает в своем дворце, готовясь к приему юстициария Уолтера. Поэтому Генри Маршалл лично будет присутствовать на суде, а кроме него, и все люди доброй воли, которые рады будут увидеть, как суд исправит допущенную вами жесточайшую несправедливость.
Он повернулся и зашагал прочь, забыв даже пожелать сестре на прощание спокойной ночи.
На следующий день в третьем часу пополудни зал суда на внутреннем дворе замка Ружмон был переполнен настолько, что яблоку негде было упасть. Хотя еженедельные слушания шерифа, на которых собирались жалобщики, свидетели и просто любопытные, ищущие развлечений, всегда пользовались популярностью, за прошедший день по городу уже успели распространиться слухи о серьезном противостоянии, связанном со слушанием дела Болдуина из Бира.
Прибытие епископа Генри Маршалла и свиты его помощников стало дополнительной приманкой для зрителей, ибо никто не мог припомнить, чтобы клерикалы столь высокого ранга когда-либо почитали своим присутствием светский суд. Должно быть, дело действительно очень важное, раз сам епископ отважился выбраться из своего дворца в такой сырой промозглый день.
Процедура прошла быстро и предсказуемо. Сэр Ричард де Ревелль учтиво приветствовал епископа, одетого в длинную кармазинного цвета сутану и круглую шапочку, и усадил его на высокий стул сбоку от помоста, за которым собрались регент, казначей, Джон де Алекон, несколько каноников и клерикалы более низкого ранга.
С другой стороны, на стульях поменьше, с напряженным и недовольным видом восседали Гервез и Мартин де Бонвилль.
Сам де Ревелль выглядел весьма внушительно в надетой по такому случаю ярко-голубой тунике и коротком зеленом плаще, откинутом через одно плечо и застегнутом на другом вычурной золотой брошью. Тесемки черных бриджей пересекались над модными туфлями с длинными острыми носками. Он даже подбрил усы над жестким тонкогубым ртом, и они почти превратились в темную ниточку под носом.