Искатель. 1962. Выпуск №3

Две недели назад, осматривая по просьбе императора Александра строительство Исаакиевского собора, Келлер простудился и слег, и вот теперь, проклиная неумелых лекарей, готовился к переходу в лучший мир.

Был вечер. За толстым стеклом венецианских окон изредка вздымались блики пламени — строители собора жгли костры.

Келлер судорожно зевнул, с трудом ворочая языком, спросил камердинера:

— Что… Франц?

— Их превосходительство ожидают в приемной, — поклонился лакей, — прикажете просить?

— Проси, — кивнул Людвиг, — не было бы поздно…

— Ну что вы, сударь, — весело крикнул с порога невысокий моложавый генерал с крючковатым носом и брезгливо оттопыренной нижней губой, — у вас же насморк, и все! — подошел к отцу, небрежно чмокнул его в лоб.

— Не нужно напрасных слов, сын мой, я пригласил вас для последнего разговора. Садитесь, Франц. Я хочу дать вам один совет…

Кисло поморщившись, генерал сел около старика, печально покачал головой:

— Слушаю, ваше превосходительство…

— Помни: иногда мелочь, умело преподнесенная, дает человеку богатство и власть.

— Я запомню, отец…

— Это не все. Наш род будет славен и велик. Даже уйдя в мир иной, каждый из нас должен оставаться незабытым. Франц, на Смоленском кладбище ты велишь сделать склеп… — и, заметив, что сын порывается возразить, остановил его властным жестом.

— Ты хочешь сказать — кладбище сие более простолюдинам пристало, нежели лицу чиновному? Все мы вышли от Адама, генерал, и потому чураться простолюдинов не к лицу доброму христианину… — Он покачал головой и, повернувшись к лакею, сказал: — Пусть принесут Мадонну, Карл.

Когда лакей вышел, Франц сказал:

— Ласкаю себя надеждой, сударь, что вы измените свое решение. Посудите, узнают в свете, что Келлеры вместо Лавры на болото Смоленское позарились, подвергнут остракизму! Остерегитесь, сударь!

Старик молчал. Франц шепотом чертыхнулся — знал, не переубедить упрямца. Подумал: лицемерит фатер. Не оттого Смоленское кладбище хочет, что хамов любит, а оттого, что среди чухонских землянок и изба дворцом кажется… Склеп в Лавре — целое состояние, а на Смоленском и плохонький — диво дивное.

Лакеи внесли высокий прямоугольный ящик, осторожно поставили посреди кабинета. Людвиг открыл глаза, пожевав губами, сказал:

— Вот… Не угодно ли… Красота! — И, заметив, что ящик не распакован, прикрикнул: — Опростайте ящик-то, дураки!

Под досками, укутанная соломой, стояла невысокая мраморная женщина с печальным, величественно-красивым лицом. Точеные, почти прозрачные руки бережно обнимали спящего младенца… Франц ахнул:

— До чего же прелестна!..

Обошел вокруг, деланно-равнодушно спросил:

— Куда же ее?

— В день твоего рождения, в Ганау еще, подарил мне ее плут ростовщик… А скульптор, по всему видать, изрядный, — слабо улыбнулся Людвиг. — Ты прочти — там на постаменте надпись есть.

Франц взял с письменного стола свечу, напрягая глаза, прочел:

— Микеланджело, скульптор… 1496 год.

— Вот, вот тот самый, — прохрипел старик. — Ты, Франц, запомни: моя,'последняя воля, чтобы эта богиня над алтарем б часовне нашего фамильного склепа была. Так я и в завещании велел записать. Хочу предварить: воля покойника священна… Нарушишь из корысти — с того света приду…

Едва подавив вспыхнувшую злобу, — совсем спятил фатер: этакую красоту — на кладбище! — Франц заискивающе улыбнулся:

— Все исполню…

*

Громов отодвинул книгу. «Так… Значит Мадонна принадлежала Келлерам. Это можно считать доказанным. И можно считать вероятным, что автор Мадонны — Микельанджело Буонарроти, и, значит, статуя — громадная художественная ценность…»

Теперь — фамильный рубль с надписью императора Николая Первого… Монета была в руке убитого. Интересно, подтвердится ли историческая связь этой монеты с именем графа Келлера?

Разбросав стопку, вытащил маленькую книжечку в старин^ ном переплете «мраморной» бумаги. «Из истории монетного дела». Посмотрим…

*

Франц Келлер не забыл советов отца. Уже через несколько лет после его смерти он. получил должность товарища министра финансов. В свете изумлялись успехам проныры немца, а престарелый граф Амурьев, предшественник Келлера, вышедший в отставку, горько заметил:

— Тем и хорош, окаянец, что не Иван, а Франц… Да и где уж нам, нерасторопным боярам, поспеть… В Лайбахе при государе терся? Терся. В Вене воровал? Воровал. Вот за то и пожалован…

А «пожалованный» не терял времени даром: строчил «всеподданнейшие доклады», хватал регалии. Казалось, было теперь все — богатство, власть, почет, но…

Это маленькое «но» отравляло все. Бывать во дворце только по делу! Только когда призовет государь для доклада! И это с его, Франца, умением быть нужным, незаменимым! И это когда всякие Юсуповы и Загряжские лезут во дворец в любое время. И только потому, что у них придворные чины, дворянские титулы…

«Мелочь, умело преподнесенная, дает человеку богатство и власть», — часто повторял Келлер слова отца. И однажды осенью «мелочь» была найдена…