Искатель. 1969. Выпуск №1

Если верить тому профессору — у меня имеется еще лет пять-семь, но без гарантии. Это значит, сотня пацанов пройдет через мои руки. Инстинкт продолжения жизни не только, видимо, в физическом отцовстве, но и так, чтоб передать твои несбывшиеся мечты — может быть, они сбудутся у других. Раз не ты, так другой. И еще — смотрю я на своих учеников и жду Теневиля. Мне бы только его не проглядеть, уж я бы тут про себя забыл — все бы ему отдал. Приятно так потом, когда я буду седовласым слепым инвалидом, услышать о знаменитом человеке и молвить небрежно: «Как же, как же! Помню, учил я его в одна тысяча девятьсот… географии».

Не в этом ли смысл — учить географии?

ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ

Сижу я сейчас в парке Ботанического сада на лавочке. У меня отпуск и лечение. Сломал по слепому делу ногу в собственном коридоре. Видно, судьба меня на крепость проверяет.

…Парень идет мимо. С девчонкой. У этих вместо транзистора — гитара, и парень тихонько напевает девчонке:

Жди, жди, жди меня
Как ждала когда-то.
Знай, что я к тебе вернусь
Через три заката…

Девчонка смеется, а он, насмешливый такой, поет дальше:

Жди, жди, жди меня,
Помни: будет это.
Знай, что я к тебе вернусь
Через три рассвета.

…Давно это было. Однокурсники мои закончили институт. Ленка вышла замуж за Ваню по кличке Берендей. У них уже дочь. Зовут ее Сашкой. Оба врут в письмах, что назвали в мою честь. Васька Прозрачный вернулся из Антарктиды, прислал собственное фото на фоне Ледяного барьера и осведомился, как на Чукотке по плотницкой и механизаторской части. Обещал приехать, если его опять не призовут к обследованию южного континента, так как приобрел он еще специальность полярного вездеходчика.

Сижу я в парке Ботанического сада на лавочке. Коротаю время до поезда в Ленинград. К глазному профессору. Сообщить, что в слепоту я не верю и потому пока не ослеп. Посоветоваться также насчет дальнейшего жизненного пути. Была у меня в детстве книжка о путешествиях в дальние страны, а на обложке нарисованы буйвол, негр и крокодил. Профессор это поймет…

Александр ЛУКИН, Теодор ГЛАДКОВ ПРЕРВАННЫЙ ПРЫЖОК

Рисунки А. БАБАНОВСКОГО

1

Третий месяц сильно потрепанный батальон майора Лемке сидел в этих проклятых окопах и не продвинулся вперед ни на метр. Тому, конечно, были тысячи оправдательных причин — и непроходимая топь, и нарушенное поэтому снабжение, и болезнь: какая-то болотная лихорадка, косившая солдат. Только вчера Лемке был вынужден отправить в тыл еще семерых, двоих — в безнадежном состоянии. Их, собственно, не стоило и вывозить, но он это сделал нарочно, чтобы начальство убедилось в том, как трудно ему приходится в этой Косой пади. Лемке прекрасно сознавал, что истинная причина этого трехмесячного топтания — упорное сопротивление русских. Иначе чем объяснить, что его соседи справа и слева, где нет никаких болот, тоже не смогли пробить оборону противника?

Но вечно так продолжаться не может. В период весенней распутицы командование еще мирилось с задержкой перед Косой падью, но теперь, он предчувствовал, приказ вышибить русских из болота и захватить их опорный пункт должен последовать с часу на час. Он был предусмотрителен, майор Лемке (два года войны в этой стране не прошли даром). По его приказу разведчики третьи сутки шарили ночами по русскому переднему краю с заданием взять пленного. Лемке уже потерял двух солдат и унтер-офицера Бреннера, своего лучшего специалиста по «языкам», вместе с которым он воевал еще во Франции.

Лемке поморщился — придется теперь писать его вдове.

Сколько таких писем он уже написал! Можно сказать, что из его старой команды остались в живых только фельдфебель Хильбиг и повар Клаус. Кто мог знать, что поход на Восток так обернется?

Но сегодня все-таки его день! Награды, конечно, не дадут (хотя себя в реляции там, в штабе полка, и не забудут помянуть), но по крайней мере этот надутый индюк полковник Эйзенхорн отвяжется от него хоть на несколько дней. Как-никак взяли языка — и какого! — старшего лейтенанта из штаба русского полка, расположенного прямо напротив него. Правда, фельдфебель Хильбиг, когда докладывал о результатах ночного поиска, утверждал, что русский офицер, проверявший дозорную службу своего переднего края, чуть ли не сам сдался в плен. Что-то он, Лемке, не припомнит случая, чтобы русские офицеры вот так, добровольно сдавались. Все же он дурак, этот Хильбиг, хотя и храбрый солдат.

Следовало, конечно, сразу отправить этого старшего лейтенанта в полк, но майор Лемке не мог отказать себе в удовольствии первым допросить русского. Он подошел к столу и, в который раз, перебрал вещи, отобранные у пленного. Пистолет ТТ. Автомат. Нож. Электрический фонарик со шторкой. Две гранаты. Запасные обоймы. Часы. Коробка странных русских сигарет с длинными бумажными мундштуками. Спички. Планшет с картой. Никаких писем или семейных фотографий.