Искатель. 1973. Выпуск №6

— Пожалуйста, — все так же отрывисто, с отчаянной решимостью в голосе откликнулся Камынин. — Когда меня подкосила последняя беда и я пошел в сторожа, места себе не находил. И стыдно и противно, а главное, руки тосковали. Они у меня рабочие. А должность-то получилась стариковская. Вот я и увлекся гладиолусами. Очень они мне понравились. Они разрослись. Куда девать? Как вы, не знаю, а я лично не могу, когда что-либо, трудом добытое, сделанное, пропадает зря. Хоть свое, хоть чужое. А самому торговать стыдно. Я тогда связался с соседкой, она приторговывает на цветочном базаре, и стал сдавать цветы ей. Исполу. Половина выручки ее, половина моя. То же самое почти получилось с луковицами. Когда менял, а когда и продавал. Но тоже не сам. В каждом крупном городе обязательно есть торговцы семенами, луковицами и прочим. Вот им и привозил.

— Куда?

— В разные места. Главным образом где надеялся разжиться новыми сортами. А это значит, не в той стороне, где покрышки покупались. На севере гладиолусы растут неважно. Ездил больше южнее. И в Москву ездил. Вот. Такие у меня незаконные поступки…

— Ну, это поступки законные, — несколько разочарованно протянул Грошев, но фамилии торговцев из других городов на всякий случай записал.

— А больше я за собой никаких грехов не ведаю.

— Верю, но проверять обязан.

— Проверяйте. Ни в одной из секций я ни разу не бывал. О товарах у меня поначалу экспедиторы спрашивали. Каждому хочется получить для магазина что-нибудь получше. Но потом поняли — ничего не знаю, и отстали. Дежурство несу по-своему. Составил график на каждый день недели и по графику обхожу владения: один раз через пятнадцать минут, другой через сорок, а потом через десять — словом, никогда не делю обходы на равные части. Например, на час или полчаса. Поэтому, думаю, преступники не могли найти такое время, когда можно было бы действовать безнаказанно.

— Скажите, а овраг вы тоже просматривали?

— Обязательно. Но не часто.

— Почему?

— Здание вы наше видели. Сложено не на цементе, а на известке с молоком да яичным белком. Такое чем дольше стоит, тем крепче становится. Чтобы пробить ту стенку, нужно время и время. И если бы начали пробивать, я бы услышал… Если подкоп, так это ж надо делать лаз сначала под стену. На это не один день требуется, и ни землю, ни сам подкоп скрыть невозможно. Я хоть раз в день, но обязательно ту стену обследую.

— А в выходные?

— В соседнем дворе тоже база. И там сторож. Так мы с ним напарники. Когда я выходной — он меня подменяет, когда он — я его. Он зарплату у нас дополучает за подмену, я — у них. Так что все хорошо получается.

— Выходит, что один сторож охраняет два объекта?

— Бывает… — сразу согласился Камынин. — Особенно весной и летом. У нас ночи зеленые, все видно, и двум сторожам делать нечего.

— И в такие дни, когда за вас работает напарник, вы и ездите тогда по своим цветочным делам?

— И так бывает… Но бывает и по-другому. С женой в театр сходим или в кино, в гостях задержимся, я прихожу попозже: напарник присмотрит.

— А кто же принимает пломбы?

— Так мы же оба на службе. Потому оба и принимаем. Я у нее, она у меня.

— Кто — «она»? — несколько обалдело осведомился Николай.

«Вот чертов мужик, — подумал он, — обязательно подбросит задачку. Смеется он надо мной, что ли?»

Но Камынин все так же спокойно пояснил:

— Так сменщик мой — бабка. Настырная. Целую ночь не спит. Придет поговорить, насилу остановишь. Нет, с таким напарником, как она, и захочешь, так бдительность не потеряешь.

— И вы ни разу ничего подозрительного вокруг базы или на базе не замечали?

— На базе — нет. Люди у нас честные.

— А это вы как установили?

— Видно. Глаза чистые, взгляд открытый, веселый, сумочек всяких, свертков при выходе не обнаруживается. Насчет этого у них строго. Директор — парень крепкий. А вот вокруг… Что ж, овраг он и есть овраг…

— А подробнее…

— Зимой, конечно, там только днем ребятня на салазках и лыжах катается. Но не поздно. А летом… Летом там и выпивка бывает, и парочки задерживаются… Ну услышишь что — я ж всегда прислушиваюсь — влезешь на ящик, покричишь — разойдутся. И напарник мой — через ее двор вход в овраг преотличный, — как заметит, что кто-то прошел, мне сообщит.

Протокол допроса Камынин подписал не читая.

4

В служебном кабинете стояла тишина, пахло застарелыми окурками, пропыленными бумагами и чуть-чуть то ли дезинфекцией, а может, плохой олифой.

Но и запах и тишь стали привычными, и потому думалось здесь легко. Подытожив узнанное за день, сделав зарисовки склада, Николай вложил в дело протоколы допросов и вздохнул: начало путаное. Он вспомнил Камынина и задумался.

Что-то в самом деле странное жило в этом человеке — либо редкое откровенное прямодушие, либо огромная хитрость и предусмотрительность. Сейчас, после встречи с ним, Николаем все еще владело ощущение расслабленности, даже легкой жалости к этому человеку. Но, раздумывая и анализируя, он быстро подавил и жалость и расслабленность.