Искатель. 1978. Выпуск №6

— Сама не знаю. Потому что я потеряла к этому интерес. В общем, это продолжалось недолго. По-моему, у меня был не тот темперамент. Наверное, я была создана для семейной жизни.

— Где вы жили, когда работали в бельевом магазине?

— У меня была комната на улице Мсье де Прэнс, совсем рядом.

— Меблированная?

— Нет. Я купила себе кое-что из мебели. Думала, что так и останусь старой девой. Я уже стала маньячкой.

Почему он вдруг поднялся и начал ходить по комнате, как обычно ходил по своему кабинету? Он словно забыл, что в постели лежит больная, и с раздраженным видом хмурил брови.

Он машинально поискал глазами пепельницу, чтобы выбить трубку, и она угадала его желание.

— Пепельница на столе в столовой. Откройте эту дверь…

Мегрэ отворил дверь, повернул выключатель и действительно обнаружил на столе в стиле Генриха II медную пепельницу, на которой лежала большая изогнутая трубка. И он живо представил себе Бурсико в туфлях, без пиджака, с этой трубкой в зубах. За спиной унылый голос продолжал, как будто перебирал четки:

— На пароходе мой муж курит сигары, только не у себя в каюте, но здесь он предпочитает трубку, и…

Он резко обернулся и посмотрел ей в глаза.

— До сих пор вы, кажется, были откровенны, мадам Бурсико.

Захваченная, казалось, врасплох, она замолчала, и Мегрэ заметил, что рука ее судорожно сжимает простыню.

— Я уверен, что вы мне говорили правду.

Она прошептала:

— Я говорила правду.

— Я хотел бы, чтобы вы продолжали ее говорить.

Он еще колебался, прежде чем пойти в наступление: он боялся ошибиться и не хотел походить на палача.

— Каким образом этот человек проникал в дом?

Он стоял на расстоянии одного метра от кровати и, должно быть, казался мадам Бурсико огромным, потому что смотрел на нее сверху вниз, держа пустую трубку в зубах. В комнате стало совсем тихо.

Мегрэ был уверен, что она побледнела, ноздри ее запали как у мертвой. Под простыней угадывались очертания исхудавшего тела. Ему захотелось отвернуться, быть может, взять шляпу и уйти.

— О ком вы говорите?

— Я не знаю, кто он. Я говорю о том, кто приходит к вам, когда ваш муж на пароходе, и кого консьержка, кажется, никогда не встречала.

— Не понимаю.

— Послушайте, мадам Бурсико. Я не желаю вам зла. Я полицейский и исполняю свой долг. Мой инспектор был ранен и упал напротив ваших окон.

— Вы думаете, это я стреляла?

— Я никогда этого не утверждал и уверен, что вы этого не сделали. Но, видите ли, я уверен также, что вы столько говорили для того, чтобы получше скрыть другую сторону вашей жизни. Сейчас я поручу своим людям год за годом проследить вашу жизнь до того момента, как вы вышли, замуж, и гаврская полиция соберет о вас сведения. Это, конечно, потребует времени. Возможно, будут пробелы. Но, вооружившись терпением, мы в конце концов восстановим все ваше существование и отыщем всех тех, с кем вы были в каких-либо отношениях.

На этот раз он действительно отвернулся, потому что она закрыла глаза, и он заметил, как слеза просочилась сквозь ее веки. Она не шевелилась.

С минуту Мегрэ молчал.

Потом продолжал, набивая трубку, чтобы легче было говорить:

— Простите меня, но я не верю в ваши мигрени. Сейчас я позвоню врачу, который вас лечит, и он мне скажет…

Она слегка вздохнула, все еще не открывая глаз.

— Любой мой английский коллега был бы обязан предостеречь: все, что вы теперь скажете, может быть использовано против вас. Французские законы меня к этому не обязывают, но я не хочу хитрить. Решайте сами: желаете вы еще что-нибудь сообщить мне или нет?

Она медленно покачала головой. Он ожидал худшего: обморока, действительного или притворного, нервного припадка или возмущения.

— Я убежден, и не скрываю этого, что вы принимаете кого-то тайком от всех, и что если ваши шторы опущены иногда в течение трех дней, то это потому, что у вас кто-то есть. Этот человек, по-видимому, знает распорядок дня в доме. Каждое утро консьержка уходит на рынок; это занимает у нее больше получаса. В это время легко проникнуть в вашу квартиру. Вы молчите?

Она не сразу открыла рот, губы ее были такие же бледные, как и щеки.

— Мне нечего сказать.

— Вы утверждаете, что это неправда?

Ее веки наконец приподнялись, и она бросила на комиссара холодный взгляд.

— Я полагаю, вы имеете право воображать все, что вам угодно.

В ее голосе вдруг почувствовалась энергия, которой нельзя было ожидать несколько минут назад.

— Когда раздался выстрел, у вас в комнате был кто-то?

Она пристально смотрела на него, не отвечая.

— Это была женщина? — настаивал он.

Ее губы не шевельнулись.

— Вы действительно больны, и я не хочу вас утомлять. Вы знаете, я нахожусь напротив, у мадемуазель Клеман. Телефон у вашего изголовья. Если вы захотите поговорить со мной, в любое время позвоните.

Он подумал, потом добавил, слегка смущенный:

— Вы должны знать, мадам Бурсико: я вам не враг. Мой долг — искать истину, и мне хочется найти ее, я желал бы, чтобы вы это поняли, причиняя как можно меньше зла.