ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №1

Антон обернулся, узнал деда Афошо, пожилого уже плотника, который двадцать лет колесил вместе с Мартыновым со стройки на стройку.

Оно бы бес с ним, — продолжал дед Афоня, — если бы

это плотник был, а то ведь сварщик. А Петька что... — кив

нул он па Романенко. — Изо всех сил старается пацан, да

уменья-то еще маловато. Поначалу кое-как варил трубы, а

теперь вообще вся эта хреновина заглохла. Морозина-то вон

какой, вот она и не тянет.

Ясно. — Антон вдруг почувствовал, как* тяжелой яростью

начинает наливаться сознание, и, чтобы сдержаться, всей гру

дью вдохнул обжигающий воздух. От этого холодного «душа»

вроде бы полегчало, Антон повернулся к виновато стоявшему

Петьке, сказал:

Ну-ка, показывай, чего у тебя тут не ладится.

Да вот, понимаешь, Антон... — Петька стащил с лица по

лотенце, присел на корточки перед сварочным аппаратом.

Вспарывая слепящими фарами темноту, к трубопроводу подлетел «газик» главного инженера. На ходу спрыгнув с подножки, Яшунин подбежал к Старостину и, хватая ртом обжигающий воздух, крикнул:

— Беда, Антон! Подстанция может накрыться. Огромный рас»

ход электроэнергии. Дизеля еле тянут.

Причина была ясна без объяснений: в общежитиях и семейных домиках включали «козлы» — самодельные электропечки, сделанные из асбестовых труб и толстых вольфрамовых спиралей. Эти «козлы» остались еще от прошлых времен и хранились па всякий пожарный случай в каждой семье, в каждой комнате общежития. Надо было идти по домам, разъяснять. И это мог и должен был сделать только он, комсомольский вожак, оставшийся за начальника стройки.

Едва разжимая бесчувственные, перемерзшие губы, Антон сказал:

Я поехал по общежитиям, а вы соберите членов парт

кома и пускай идут по семейным домикам, уговаривают лю

дей отключать буквально все «козлы», плитки и прочее. Все!

Но ведь...

33

— Все, кто не обморожен, должны быть на магистрали. Это приказ... И... и просьба. Отдыхающих поместить в баню, там печка есть".

Пятое общежитие бузило. Парни, поселившиеся в нем, на стройке были новые, съехались кто откуда. Жили там и случайные люди, мотавшиеся со стройки на стройку в поисках длинного рубля. Комсомольский штаб поднимал вопрос о расселении их по другим общежитиям, где были надежные коллективы, но до осуществления этого в суматохе повседневных дел так и не дошли руки. Одна только бригада-старожил Геннадия Лободова, проживавшая в этом общежитии, своей спаянностью и рабочей хваткой резко отличалась от всего этого конгломерата возрастов и профессий.

Хлопали и настежь распахивались двери в натопленных «козлами» комнатах. Бригада плотников, неизвестно откуда раздобывшая водку и портвейн, вовсю гуляла в большой ком-нате, приспособленной под красный уголок. По коридору в поисках приключений ходил какой-то парень. Он сунулся было в комнату Лободова, но, увидев приподнявшуюся с подушки всклокоченную бороду рослого бригадира монтажников, повернул обратно.

Через тонкую стенку явственно доносились подвыпившие голоса, кто-то играл на гитаре. От всего, этого, несмотря на то, что страшно хотелось спать и сами собой опускались веки, Лободов заснуть не мог и злился, все более и более распаляя себя.

Кто-то завыл, стараясь перекричать аккомпанемент гитары:

А мы едем, а мы едем за деньгами, За туманом пущай едут дураки!

Лободов натянул на голову одеяло, закрыл глаза и, пытаясь успокоиться, начал считать да ста. Где-то на седьмом десятке он почувствовал, что начинает засыпать, и уже сквозь сон услышал, как на улице остановилась машина, хлопнула входная дверь...

Старостин, поначалу опешивший от духоты и спертого, накалившегося воздуха общежития, остановился в нерешительности, удивленно покрутил головой, расстегивая пуговицы полушубка. От резкой перемены температуры он вдруг почувствовал, как жарким огнем начинает гореть обмороженное лицо, от тепла заныло, расслабляясь, все тело.

— Вот сволочи! — не смог сдержаться Антон и быстро по

шел на звук гитары.

Плотники гуляли вовсю. Под столом валялись пустые бутылки, поблескивало неровным светом битое стекло. Залитая портвейном клеенка была заставлена гранеными стаканами, вперемешку с нарезанной колбасой валялись ломаные куски хлеба, стояли рыбные консервы.

Под окном на четырех кирпичах вопреки всем правилам техники безопасности лежала здоровенная труба, обмотанная толстенной, жарко пылающей спиралью, а около нее, полураз-

34

детый, в трусах, сидел Звонарев — русоволосый курчавый парень — и ожесточенно бил по струнам. Напротив него, на скомканной постели, сидел худой, будто высохший мужичонка лет сорока и гнусаво тянул:

Я знаю, меня ты не ждешь и писем моих не читаешь, встреча-а-ать ты меня не приде-е-ешь, об ентом, роддная, я знаю-ю-ю.

По заросшим щекам «певца» обильно текли слезы, и он, видно, наслаждался своей ролью. Пригорюнившиеся плотники молча слушали Кузькина — Антон сразу же вспомнил его фамилию, — и только изредка, не выдержав душевного накала, кто-нибудь из них подхватывал:

...об этом родная, я знаю-ю-ю.